– Я вас слушаю.
– Напротив, это я хотела бы вас послушать. Я останавливалась в этом отеле. И у меня есть подозрения на то, что вы и тот молодой человек, который вас сменяет, следили за мной и передавали информацию заинтересованному лицу.
Вероятно, я попала в точку. Потому что она вздрогнула. Ресницы мелко задрожали, глазки забегали. Страх стёр её красоту, как ластик карандашные следы с бумаги.
– Кто вы?
– Не узнаёте? – усмехнулась я. – Элоиза Петушинская. – Останавливалась в вашем отеле, – я уверенно назвала числа, – Скажите, сколько он вам заплатил, чтобы вы ему сообщали о моём каждом шаге. Во сколько пришла, ушла, с кем. Сколько вы брали за подобную работу?
Глаза испуганно метнулись, оглядели меня и с ужасом остановились на моём лице. Кто-то из сотрудников вышел в холл, скользнув по нам взглядом. Она прошептала:
– Пожалуйста, не выдавайте меня. Я не хочу лишиться работы. Мы можем поговорить где-нибудь вечером?
– Конечно, – я посмотрела на часы. – Когда заканчивается ваша смена?
– В восемь.
– Отлично, Светлана Геннадьевна, – сказала я официальным тоном, прочитав табличку, приколотую к её пиджачку. – Я буду ждать вас у входа.
Она молча кивнула, так дрожали у неё губы. Я повернулась и вышла. Дошла пешком домой, выпила кофе. Есть по-прежнему не хотелось. Теперь на меня накатило странное спокойствие. Встреча со Светланой ещё раз убедила меня в том, что я права. Наверно, можно с ней и не встречаться. Итак, всё ясно. Но на всякий случай, раз уж я решили сыграть роль следователя, надо довести дело до конца. Я с тоской посмотрела на часы. Время тянулось удивительно медленно, и я вдруг почувствовала, что мне просто необходимо съездить на кладбище.
С красными розами в руках я подошла к могилке Андрея. Скрытое венками с грубым крестом, подобное многим другим вокруг, это место разрывало мне сердце. Как только будет можно, говорят, должно пройти не меньше года, чтобы осела земля, я закажу памятник. Простой и строгий. Вдруг мне вспомнилось, что Андрея отказались похоронить вместе с его родными. Сказали, что там нет места. Даже отказались от денег. Нет и всё! Тогда мне это показалось до слёз обидным. Мало того, что мой отец собирался лишить его наследства, так тело Андрея даже не могло лежать рядом с теми, кто его вырастил.
Я положила розы на глиняный рыжий холмик:
– Прости нас, Андрей! Всё случилось из-за того, что ты осмелился полюбить. И пусть ты даже не произнёс этого вслух, тебе это стоило жизни. А именно тебе надо было бы жить. Потому что твоя жизнь несла другим свет и тепло. А только в этом одном и есть смысл.
Я долго сидела на скамейке. Мне не хотелось уходить. Маленький рыжий холмик с венками и уже начинавшими выцветать надписями на лентах – это всё, что осталось от него. А он так любил жизнь! И принимал её такой, какая она есть. И научил этому меня. Хотя для него лучше было бы со мной не встречаться.
В восемь вечера с красными от выплаканных на кладбище слёз глазами я стояла перед «Марко Поло» с твёрдой уверенностью, что готова выслушать то, в чём до сих пор боюсь себе признаться. Но Свете удалось меня удивить.
Девушка вышла из подъезда, посматривая по сторонам. Даже с противоположной стороны улицы было заметно, что она нервничает. Я махнула ей рукой, и она, смешно передвигая стройные ножки в туфлях на высоченном каблуке, засеменила ко мне. Несмотря на всю напряжённость момента, я снова подивилась этой странной привычке русских девушек разгуливать на каблуках в любое время. Одно дело, если бы она шла на приём или в театр.
Света подошла и молча посмотрела на меня. Словно она язык проглотила. А, между прочим, моему отцу, наверно, во всех красках рассказывала, когда я и с кем прихожу.
– Здесь на углу можно выпить кофе, – спокойно сказала я: – и там можно спокойно поговорить. Она пробормотала «хорошо» и зацокала рядом, пытаясь не отставать. Иногда она бежала, чуть ли не вприпрыжку, но я не замедляла шаг. Мне не было её жаль. Терпеть не могу людей людей подобного сорта.
– Рассказывай, – бросила я, как только мы уселись за столиком. Когда-то в этой кондитерской мы пили кофе с Андреем. Второй день нашего знакомства. Он тогда пришёл извиниться. Сердце привычно защемило от воспоминаний, и я подумала, что достигла совершенства в издевательствах над собой. Все эти недели после убийства Андрея я только и делала, что ходила по тем улицам, где мы были вдвоём, вспоминала, что мы делали и о чём говорили.
– Мне так неудобно, что так получилось, – Светлана забарабанила пальчиками по скатерти и кокетливо опустила глазки.
– Неужели?
– Правда. Я долго отказывалась, но он меня заставил.
Я хорошо знала своего отца, его властные привычки, умение повелевать людьми, искусство показать оппоненту какое он ничтожество. Но сейчас мне не хотелось делать на это скидку. Она могла и должна была отказаться.
– Наверно, предложил много денег, и ты не смогла устоять? – холодно предположила я.
– Сейчас всё объясню. Просто я подумала… Ваш отец сказал, что вам грозит опасность и нельзя, чтобы вы об этом знали. Я подумала, что родитель не сделает плохого своей дочери, – она осмелилась поднять свои синие глазки на меня, но тут же опустила.
– Ты это придумала, когда собиралась со мной встретиться? – иронически заметила я, закуривая сигарету, почему-то думая о том, что сегодня я не завидовала ни её молодости, ни красоте. Уж больно жалко она выглядела. Словно мокрая глупая курица.
– Зачем мне врать? – она обиженно надула губки.
– Ну всё, хватит, – рявкнула я, отчего девушка вздрогнула. – Буду задавать тебе вопросы. Когда мой отец обратился к тебе с просьбой добыть информацию?
– В первый день своего приезда. Была моя смена. Я оформила документы. Он наговорил мне комплиментов. Пригласил на обед в ресторан. Я не смогла отказаться. Роман такой импозантный мужчина. – Я поморщилась от отвращения. Как бы хорошо не выглядел мой отец, в этом году ему исполнилось шестьдесят девять лет. А Светлане двадцать с хвостиком.
– Какого рода информация его интересовала?
Светлана чуть-чуть замялась.
– Ну… любая.
– Что значит любая? Что вы, вообще, могли ему рассказать, кроме того, во сколько я пришла, ушла.
– И с кем, – добавила девушка. – Я рассказала ему про того красивого молодого человека, моложе вас. Я подумала, что если вам и грозит опасность, то от него. Он показался мне авантюристом. Иначе, зачем бы ему за вами ухаживать?
«Дура! – мысленно заорала я, – Какая же ты глупая девка». Честно говоря, я больше обиделась на то, что она назвала Андрея авантюристом, чем на её сомнение, что мной можно увлечься как женщиной. Наверно, в тот момент, на моём лице отразилось негодование, потому что она быстро сказала:
– Ой, простите! Наверно, бестактно с моей стороны. Но вы знаете русские мужчины, они только и гоняются за деньгами.
