Честно говоря, я была в ужасе. Какой букварь? У Машки скорость чтения уже больше, чем у меня! Я приуныла, а директриса решила меня добить.
– У вас же есть московская регистрация?
– Честно говоря, нет.
– О! Так что ж вы так! Без этого вас никуда не возьмут. Только в платные школы. А как же вы без регистрации живете? За каждую прививку платите?
Я молчала. Сбывались мои самые худшие опасения.
Ради интереса сходила еще в одну школу. Но там все оказалось намного хуже, со мной даже разговаривать не стали. Директор-мужчина довольно приветливо разулыбался, но сообщил, что набор детей закончен и теперь я могу прийти только в следующем году.
– А если бы я из другого города приехала?
– А регистрация у вас есть?
Вот ведь…
С поликлиникой оказалось проще. За деньги – любой каприз.
Сначала меня это обнадежило, и я начала звонить в справку, чтобы выяснить, где у нас тут есть платная школа и что это такое. Выяснила. Позвонила.
К их чести, разговаривали со мной очень вежливо. Сначала ошарашили традиционным московским: мы находимся совсем рядом с вами – буквально полчаса езды! Я посмотрела по карте: видимо, подразумевалось полчаса по прямой. А еще лучше на вертолете. Я минут двадцать простою в пробке только при попытке выехать на Варшавку. Чтобы успеть к девяти, придется из дома в семь утра выезжать.
Я честно описала ситуацию с переездом. Мне объяснили, что классы уже сформированы, но можно поговорить с директором, возможно, он разрешит.
– А сколько стоит обучение?
– У нас такая система: вы платите вступительный взнос в размере…
Тут у меня отказало даже чувство юмора.
– А потом десятую часть этой суммы за обучение.
– За год?
– Нет, что вы, за четверть. У нас работают лучшие педагоги, к каждому ребенку индивидуальный подход, практически персональный воспитатель…
Дальше я уже не слушала. За такие деньги у нас можно снять персональный коттедж, нанять лучших педагогов, причем каждому личного шофера… Да нет, все равно такую сумму не истратишь!
Машинально попрощавшись с разговорчивой девушкой, я призадумалась. Понятно, что в принципе вопрос со школой решается. Но понятно, что не так быстро. Нужно идти старым проторенным «советским» путем. Обзванивать всех знакомых, договариваться с директорами школ через этих самых знакомых, искать липовую регистрацию, желательно в этом районе… То есть при должном упорстве месяца за три, возможно, и можно было бы… Но учебный год начинается через… вчера уже начался!
И при всем моем оптимизме я не вижу другого выхода, кроме как вернуться домой и учиться там, пока не оформятся все документы. А Сергею в ближайшие полгода будет явно не до того…
* * *
После первого по-настоящему рабочего дня я возвращался домой в полном восторге. От меня не требовалось гонять ленивых верстальщиков, отвечать на нудные вопросы младших редакторов или объяснять авторам, что не такие уж они и писатели. Вместо этого – куча информации, в которой нужно намыть золотую крупицу истины.
Время от времени приходило в голову, что новая работа ничем не отличается от той, которой я занимался в Германии. Работа не отличалась, но ощущения… И дым родных торфяников нам сладок и приятен. К тому же из российского офиса можно было совершенно спокойно позвонить моим зарубежным нанимателям и сообщить им пренеприятнейшее известие. Я выбрал в качестве собеседника Вилли – все-таки мы с ним пережили экологическую катастрофу, это сближает.
– Понятно,– сказал он.– Жаль… Слушай, я знаю, у вас, у русских, есть такая странная манера просить прибавки к жалованью. Вы заявляете, что вам предложили лучшее место, а потом…
– Нет, – перебил я своего уже бывшего начальника, – тут другое. Женщина. Она не может уехать в Германию, я не могу без нее жить.
Вилли помолчал, потом вздохнул и сказал:
– Я понимаю. Но ты все равно должен появиться у нас, сдать дела.
Положив трубку, я обнаружил, что дверь в моем персональном кабинете приоткрыта и в нее восхищенно подглядывает местная секретарша. Кажется, Наташа. Или Лена?
– Я принесла вашу минералку, Сергей Федорович. Вы так здорово говорите по-немецки. Шеф очень вас хвалил.
Словом, день задался – лучше не придумаешь.
Тем обиднее было обнаружить дома угрюмую Катю, которая хмуро поедала мороженое (судя по оберткам, уже третье). Я уже знал, что такое ее состояние может быть вызвано какой-нибудь иррациональной причиной, например затяжкой на чулке или просто «мне грустно». Однако на сей раз источником бед стали бытовые проблемы. По ее словам выходило, что из-за всяких регистрации и справок переехать она ко мне не может.
– Регистрация не есть проблема, – заявил я на немецкий манер. – Как только мы заключим брак…
Катя вздрогнула и насупилась еще больше. Странно. Я всю жизнь считал, что от предложения устроить официальную свадьбу любая женщина впадает в эйфорию и восторг. На Кошкином лице не было никаких признаков положительных эмоций.
– Подожди, – сказала она, – не так быстро. И в любом случае, даже если…
– «Когда и если ваш мальчик выздоровеет», – процитировал я один из любимых Катиных анекдотов, но та уныло продолжила:
– …если мы и распишемся, это займет несколько месяцев. Потом еще пару месяцев на формальности. А Машка?
– А я?
– Не обижайся.– Катя встала и обняла меня сзади за плечи, и обижаться сразу расхотелось. – Я очень тебе благодарна. Мы обязательно будем жить вместе. Но не сейчас, понимаешь?
Я не понимал. Из тех обрывков сериалов, которые мне попадались на глаза, однозначно следовало, что людям достаточно захотеть – и они сразу начинают жить вместе. Если и возникают препятствия, то это как минимум автокатастрофы, потери памяти или громкие судебные процессы. Но уж никак не справки из поликлиники.
Остаток разговора мы провели в машине. Машку следовало забрать обязательно.
Встреча с ребенком подтвердила эту мысль. Девочка набросилась на маму так, как будто собиралась ее съесть. Правда, по поводу отъезда она тоже плакала.
– Бабушка Ира, – просипела Маша сквозь слезы (мама аж засветилась от нежности), – меня научит варенье варить. А еще тут лягушки водятся…
Я так понял, что Маша хочет одновременно и уезжать, и оставаться. Когда я попытался указать на определенное логическое несоответствие в рассуждениях, то получил кулачком в бок и новую порцию рыданий.
Первые пять минут обратного пути прошли под аккомпанемент детских всхлипов.
Мне очень хотелось поддержать ребенка, и я не выдержал:
