Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
– Садитесь, Павел Андреевич, садитесь, – попросил Гуров, – нам говорить предстоит долго. Теперь многое изменилось, и я не могу больше вас щадить в угоду вашим капризам.
– Какие, к черту, капризы, – ответил Курочкин, и его щека дернулась как от тика. – Я здесь с ума сойду, понимаете! Заикаться начну… щека вон дергается.
– Согласен, не санаторий. Только вы говорите мне это с таким раздражением, Павел Андреевич, как будто я виноват в том, что вы тут сидите.
– Конечно, – с сарказмом ответил Курочкин. – Вы теперь все друг на друга будете указывать. Это не я, это следователь вас арестовал, да? Как будто вы не одна система и вы тут ни при чем…
– Стоп! – Гуров поднял ладонь. – То есть вы законопослушный гражданин, а злой следователь вместе с полковником Гуровым взяли и засадили вас в СИЗО? Вот так вот, шли вы по улице, девушкам цветы дарили, детям мороженое. И старушкам улыбались, переводя их через дорогу. Или, может, вы все-таки занимались противозаконной деятельностью? Не вы ли вместе с Копытиным пытались скрыть от государства клад на десятки, если не на сотни миллионов рублей и перепродать его частным лицам?
Курочкин открыл было рот, но не издал ни звука и опустил голову. Лицо его снова из возбужденного сделалось напряженным. Накатило внутреннее напряжение.
– Не забывайтесь Курочкин, – тихо сказал Гуров. – Мы не в детском саду. Вы ввязались в такие игры, что мне с моим опытом страшно становится. Трупы валятся, как груши с дерева. Вы забыли, что вас самого пытались убить? Или напомнить? Вон он, ваш убийца, в морге лежит. Хотите, прямо сейчас сходим и посмотрим?
– Вы садист? – Курочкин поднял лицо, и Гуров увидел совершенно больные глаза этого человека.
– Отнюдь, – покачал Гуров головой. – А почему вы спросили?
– С меня уже хватит садистских выходок здешнего персонала. Сегодня ночью они, видите ли, устроили проверку камеры. Неожиданную, как водится в этих стенах. Вы можете себе представить меня с расходившимися нервами и в ночи тихо входящих людей и заглядывающих вам в лицо. Я закричал! – крикнул Курочкин, и его лицо налилось кровью. – Я испугался, черт вас подери. Потому что меня уже хотели убить.
– Таковы порядки. А чтобы не пугаться по ночам, чтобы вообще хорошо спать по ночам, нужно всего лишь жить честно. Ну хватит этих соплей, Павел Андреевич. – Лицо Гурова стало жестким. Он открыл папку на столе и вытащил из кармашка стопку фотографий. – Вот эта фотография, Павел Андреевич, сделана в пустующем доме в Горчакове. В том самом, между прочим, из которого в музей и продали тот самый злополучный шкаф, проданный музеем потом по непригодности. – И Гуров бросил на стол перед Курочкиным фотографию мертвого тела Копытина. – Я вам про него говорил, если вы не узнали. Это Геннадий Васильевич Копытин, с которым вы пытались реализовать клад на «черном рынке». Убили бедолагу. Два ножевых ранения в грудь, и оба смертельные. Уголовники умеют бить, уверяю вас.
Курочкин смотрел на фотографию стеклянными глазами. Гуров бросил ему еще парочку, но уже в других ракурсах. На них был хорошо виден разобранный пол.
– Они что-то еще там нашли в этом доме. Было там еще что-то под полом, и, видимо, того же хозяина, что и в шкафчик клад спрятал. И когда Копытин стал не нужен, его зарезали. Концы они рубят, понимаете. И вас хотели зарезать, чтоб никто не узнал о кладе и о тех, через кого вы его пытались продать. Они ребята ушлые, своего не упустят. И с вами, олухами, делиться они не собирались с самого начала.
Так, теперь в глазах научного сотрудника забилась мысль, отметил про себя Гуров. Продолжим развивать успех. И он бросил на стол еще несколько фотографий.
– Смотрите, смотрите, Павел Андреевич. Это Хондулян. Так, мелкий уголовник по кличке Ходуля. Убит возле все того же вашего шкафа. Те же два ножевых в область груди. Обратите внимание, шкаф повернут, а в задней стенке дыра. Это тайник, о котором вы прекрасно знаете. И он пуст. Чувствуете закономерность? Клад забирается, конкурент, или лишний рот, или свидетель убивается. Весьма однообразно. Ножичком. Между прочим, как установила экспертиза, ножичком не фабричного изготовления, а изготовленным ручным способом. Знаете, где грешат такими поделками? Догадались? Точно, на зоне!
– Я не знаю этого человека, – с каким-то странным облегчением ответил Курочкин.
– Верю, могли и не знать. Покойный Копытин их всех знал. А место, где убили парня, – это мебельный цех сына той женщины, что купила ваш шкаф в комиссионке. Его чуть не загребли в СИЗО, подозревая в связи с преступниками. Да вы его знаете. Он к вам приходил консультироваться по поводу реставраторов мебели. И вы испугались, когда узнали, о какой мебели идет речь. А вы ведь тогда чуть еще не убили двоих, Павел Андреевич. Когда вы навели уголовников на новых владельцев шкафа, они проникли дважды в квартиру этой женщины и могли вполне в какой-то момент всех зарезать. Если они увидели воров.
– Это не я, – тихо сказал Курочкин.
– Верю, – кивнул Гуров. – Это Копытин. Валите все на него. Труп выдержит все. Но пойдем дальше. Вот вам еще один покойничек. И все из той же оперы. Это просто уголовник, который к вашим делам с коллекцией купчихи Брыкаловой отношения не имел. Его нанял главарь бандитов, чтобы убрать еще одного паренька из тех, кто входил в их преступную группу. Мы чудом сумели паренька спасти, а вот уголовника застрелили. Но по необходимости.
– А этого они зачем хотели убить? – хмуро осведомился Курочкин. – Чтобы себе больше досталось? Его долю поделить?
– Вы недалеки от истины, – порадовался Гуров тому, что Курочкин начал задавать вопросы. – Безусловно, для того, чтобы было меньше претендентов на сокровища. Возможно, нашелся серьезный покупатель, который потребовал гарантий, чтобы ни одного живого свидетеля не осталось. Возможно, это жадность самого главаря группы. Он даже повод придумал приличный. Якобы Кушнарев сбежал из того места, где они прятались, без разрешения сбежал. А значит, должен быть заподозрен в попытке сдать всех уголовке. А может, просто потом объявил всем, что не знает, кто убил Кушнарева. Хулиганы какие-нибудь.
– Кому объявить? – не понял Курочкин.
– Понимаете, Павел Андреевич, – вкрадчиво начал объяснять Гуров, – в уголовном мире существует четкая система понятий. Что можно делать, а что нельзя, как себя можно вести, а как нельзя. Кое-что устарело и почти не употребляется в обычной блатной жизни, но такие вещи, как обман подельника при дележе добычи, нарушение данного слова, а тем более убийство своего дружка с целью захвата его доли – эти вещи там не прощают. Если докажут, конечно. Вот у их авторитета и была отмазка. Но Кушнарев жив.
– Это хорошо? – с надеждой в голосе спросил Курочкин.
– Вы меня удивляете, Павел Андреевич! Вы ученый, историк! Гуманист по своей научной профессии, и вдруг спрашиваете меня, хорошо ли, что человека не убили, что он не умер. Да кем бы он ни был, виновен в чем-то или нет, всегда хорошо, что кого-то не убили.
– Я не об этом, – проворчал сконфуженный Курочкин.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
