Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
Как в то самое утро, когда он отодвинул ногой бутыль уксуса, чтобы она не мешала ему ошкуривать стену в кухне, опрокинул ее и разбил. С быстротой, рожденной богатым опытом (Чарльз за свою жизнь много чего перебил), он тут же запер кухонную дверь. С быстротой, также рожденной богатым опытом, я тихонечко обежала дом и проникла через заднюю дверь, которую он не озаботился запереть. Ну и конечно, Чарльз брезгливо гонял тряпку носком ноги в море уксуса.
И даже бровью не повел, когда его застукали. Сказал только, ловко протягивая мне намокшую тряпку, которую подцепил ботинком, что ему требуется другая, сухая. Даже когда, пылая яростью, я выжала тряпку и сама начала вытирать пол, он сохранил полную невозмутимость. Удивительно, как уксус освежает плитку, верно? Говоря это, он восхищенно следил за тряпкой в моих руках. Нет, честное слово, мы сделали настоящее открытие!
А перед тем мы сделали открытие, касавшееся Соломона, чем и объяснялась вступительная фраза Чарльза о кошках. В тот момент снаружи нашей садовой ограды был припаркован автомобиль и сидевшие в нем люди завороженно любовались Соломоном, который соло исполнял сложный балет на лужайке. Он прыгал, он скакал, он принимал всяческие позы, иногда исполняя добавочную вариацию – ни с того ни с сего ложился на траву и засовывал лапу в лунку для мини-гольфа.
– Как он хорошо пляшет, правда, мамуля? – произнес тоненький дискант после особенно грациозного пируэта. На что мамуля ответила – печально, так как, видимо, любила кошек, – что бедняжка, наверное, нездоров.
Соломон чувствовал себя прекрасно. Он просто торжествовал победу над мышью. Зрители ее не видели по той причине, что величиной она была немногим больше горошины – ведь он поймал ее самолично. Одна из немногих, пойманных им за всю жизнь, и, увы, по величине – предел его возможностей. Итак, он целое утро просидел на кротовом холмике посреди соседнего луга, гипнотически уставившись на пучок травы, который укрывал, как мы поняли, бедную мышку, у которой оставалась лишь альтернатива: либо покинуть убежище, либо умереть голодной смертью. И скорее всего новоявленный Свенгали просто хлопнулся на нее всей тяжестью и расплющил в лепешку.
Ну да Соломона это не смущало: он бахвалился, если ему удавалось поймать хотя бы ночную бабочку. И бахвалился, даже вовсе ничего не поймав.
Последнее время он завел привычку охотиться под ежевичной живой изгородью у дороги. Будучи Соломоном, он, естественно, порывался обследовать самые недоступные места, и, будучи слабохарактерной тряпкой, когда дело касалось его, я, естественно, всячески ему в этом способствовала. Вновь и вновь прохожие лицезрели меня в тот момент, когда я поднимала ежевичные плети повыше, пока он осматривал норку под ними и либо запускал в нее лапу, либо – зрелище еще более внушительное – усаживался перед ней в настороженной позе, выжидая появления добычи. Вновь и вновь люди останавливались поглядеть – ведь он, я и приподнятые ежевичные плети свидетельствовали, что из норки вот-вот вылезет что-то внушительное. И вновь, и вновь, собрав почтенную публику, продержав ее в напряжении целую вечность, Соломон вставал, потягивался и удалялся небрежной походкой.
Кто, спрашивается, тогда смущенно опускал голову, кто выпускал плети, словно они внезапно раскалились, и, невнятно пробормотав что-то про прекрасную погоду, ускользал в калитку, ежась от неловкости? Только не Соломон! «Просто сегодня не нашлось ничего достаточно крупного, – величественно заверял он их с садовой ограды. – Даже змеи длиннее трех футов. Приезжайте завтра, посмотрите, что мы поймаем тогда!»
И Шеба была ничуть не лучше. Она изобрела чрезвычайно эффективный способ ставить нас на место. Всякий раз, когда мы не выпускали ее, или не подавали ей ужин вовремя, или она просто чувствовала, что с нее хватит, наша сиамочка садилась перед нами, испепеляла нас взглядом и вздыхала. Такой же вздох испускала моя математичка, едва взглянув на мое домашнее задание по геометрии, и мне был понятен его смысл. Но, вырываясь из груди сиамской кошки, он действовал на меня еще более угнетающе.
Добавьте к этому, что Шеба теперь, когда ее выпускали, не возвращалась на зов. Одно мое слово – или даже Чарльза, которому она обычно подчинялась с покорностью восточной рабыни, – и она галопом уносилась по дороге.
Целью ее были соседские клубничные грядки на склоне холма. Их хозяин – как она, несомненно, знала, поскольку добиралась до его участка мимо других клубничных грядок ничуть не хуже – был единственным в деревне, кто не желал, чтобы я вторгалась на его землю за кошками. Остальные придерживались иной точки зрения: мне дозволялось забирать эдаких-разэдаких любым способом, каким захочу, лишь бы поскорее.
Ну и если Шеба достигала своего неприкосновенного убежища первой, она мирно там посиживала – мы выкрикивали угрозы с дороги, а она добродушно вопила в ответ. Рано или поздно кто-нибудь появлялся на дороге, останавливался и спрашивал, почему бы нам не сходить туда и не забрать милую кошечку, вместо того чтобы кричать на нее. Но стоило нам сделать такую попытку, как, точно чертик из коробки, появлялся старик и орал – еще шаг к его клубнике, и он подает в суд! А Шеба тем временем, добившись своего и ввергнув всю округу в хаос, незаметно покидала сцену и возвращалась домой.
Да, с этими кошками, бесспорно, надо было что-то сделать, но вот вопрос – что?
Некто посоветовал обзавестись еще котенком. Это, сказал он, их обескуражит и научит знать свое место. Мы ответили (даже не подозревая, что судьба готовила нам), что еще не настолько сошли с ума. Слишком свежо было воспоминание о том, чему мы подвергались, пока подрастала наша парочка, да и мы вдобавок знали немало примеров того, чему подвергались владельцы котят.
Взять хотя бы наших друзей, хозяев Чуки. Мы сами предостерегали их, чего им ждать, если они купят сиама. Надо отдать должное и владелице матери Чуки, она их тоже честно предупредила. Когда они беседовали с ней, она сказала, что иногда не свихивается только благодаря одному способу – уходит гулять долго-долго, а когда возвращается, задает кошке хорошую трепку. Но и это не помогло – они купили котеночка. «Нужно всего лишь терпение, – утверждали они, – ну и твердость, и с таким смышленым малышом никаких хлопот не будет».
Когда мы в последний раз общались с ними, они подумывали о переезде. Он прожил у них три месяца. За этот срок он изуродовал мебель, прогрыз дыру в пуховом одеяле, чуть было не оказался погребенным в куче компоста и угодил в полицейский участок за бродяжничество. И сидел он там не в кошачьей клетке. Из нее он выбрался за один час, что твой Гудини, сказал полицейский сержант. Когда они пришли забрать его домой, в протоколе значилось, что патрульная машина подобрала его на улице в час ночи, и ждал он их, торжествуя, в обычной камере.
Вдобавок их соседи слева перестали с ними разговаривать, потому что он постоянно забирался к ним и пугал младенца, а соседи справа жаловались на состояние, в которое он привел их сад. В последний раз позвонив нам по телефону, они упомянули, что ищут дом где-нибудь на Эксмурских вересковых пустошах или в глубине Сахары, где он сможет жить по-своему, не засадив их при этом в тюрьму.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
