— Как же ненужный, — не отставала Люба, — если даже здесь, в райкоме, куда люди идут за помощью и советом, нет пандуса?
— Опять двадцать пять! — рассердился Каллипигов.
— Спокойно, товарищ Каллипигов, — посоветовал Преданный. — Не будем давать врагу повода.
— Если даже в районном комитете партии наши советские архитекторы не запланировали, чтоб инвалиды за помощью и советом шли, значит, и говорить тут не о чем, — взяв себя в руки, твердо сказал Каллипигов. — Все, Зефирова, вопрос закрыт! К сожалению, наш закон иногда чересчур гуманен по отношению к идеологическим врагам и признает ответственность за такие тяжкие преступления лишь с шестнадцати лет. Так что считай, легко ты отделалась. Спасибо, товарищи, за работу. Товарищ Преданный, вы обедать пойдете?
«Любушка, я чего-то не поняла? — сказала коляска. — А когда же тебя путевкой в Болгарию отмечать будут?»
— Э-эх! — сказал завхоз Брюхов Любе. — Давай уж, помогу на улицу спуститься.
Люба выехала на дорогу, ведущую к дому. Крыльца всех магазинов уже были очищены от дощатых пандусов. Лишь возле магазина «Теремок» валялись в стельку две перепачканные доски.
— И где же грамота? — радостно встретили Любу Геннадий Павлович и Надежда Клавдиевна, специально примчавшиеся с рыбзавода домой, на обед.
— Не дали, — упавшим голосом сказал Люба.
— А что сказали? — удивился Геннадий Павлович, отливая в ковшик супу с перловкой.
— Что Ленин — слепой пророк, — припомнила Люба.
— Так и сказали? — Надежда Клавдиевна встревоженно поглядела на профессора Маловицкого, который дожидался Любу к уроку.
— Иногда партия говорит весьма дельные вещи, — развел руками Маловицкий.
Всю дорогу от Ярославля до Москвы Люба спала. И когда на рассвете Николай вынес ее из джипа и, усадив в коляску, велел ждать, пока он поставит машину на стоянку, Люба лишь на миг с трудом открыла глаза, поерзала, пристраивая голову на рюкзак, и вновь провалилась в крепкий сон. Разбудил ее толчок Ладиной сумки. Коляска стояла совершенно в другом месте. Там, куда под утро приехал джип, вроде были деревья и клумба с тюльпанами? Сейчас же Люба сидела возле ларька на колесах, от которого пахло хлебом.
Люба повернула голову.
Лада испуганно отдернула руки от поручней коляски.
— Коля сейчас придет, — сказала она, избегая смотреть Любе в глаза. Торопливо добавила: — Ну ладно, пока. Увидимся!
И быстро пошла в сторону, скрывшись в подземном переходе.
— Лада, подожди! А как же цирк? — крикнула Люба вслед первое, что всплыло в памяти.
— Подходи, красавица! — откликнулся из окошка тонара загорелый, как лаваш, продавец. — Будет тебе цирк, будет тебе кино и балет!
Глава 7. Добро пожаловать в Москву!
«КОЛЯСОЧКА, кажется, это не то место, куда мы утром приехали, — растерянно пробормотала Люба. — Или то?»
Коляска скорбно огляделась: «Знамо дело — не то. В том месте, это я как сейчас вижу, темно было и джип Колин стоял. А здесь солнце светит и джипа нет».
«Деревья были, кусты, клумба с тюльпанами, — перебирала Люба. — Ничего не понимаю. Как мы здесь оказались? Ты хоть что-нибудь помнишь?»
Коляска напряженно поразмышляла.
«Ничегошеньки не помню. Ой, Любушка, поняла: они нам память отшибли!»
«Кто нам память отшиб?» — опешила Люба.
«Говорю же: не помню».
«А зачем они нам память отшибли?» — недоверчиво уточнила Люба.
«Зачем, зачем! Ясное дело — зачем. Чтоб мы не вспомнили, как нас ограбили».
«Нас ограбили!» — с ужасом воскликнула Люба.
«Как ограбили?!» — коляска оглядела колеса.
«Ты же сама только что сказала», — теряя терпение, повысила голос Люба.
«Мало ли что я могла сказать, когда в таком стрессе нахожусь! Такую потерю пережить».
«Думаешь, Коля нас просто потерял?» — с надеждой спросила Люба.
«Причем здесь Коля? Я! Я потеряла, едва успев обрести».
«Что потеряла?»
«Свою любовь», — простонала коляска.
«Я здесь», — успокоила Люба.
«Причем здесь ты? Я джип потеряла».
«Так ты в него?.. — Люба засмеялась. — Ты его любишь?»
Ничего не ответив, коляска вдруг подскочила на месте: «Любушка, я смекаю, кто нам память отшиб. Сумка!»
«Какая сумка?»
«Ну, вспомни-вспомни, потаскуха лакированная. Еще тебя дурой обозвала».
«Меня? Тебя вроде».
«Не важно. Главное, что это — она, мерзавка!»
«Ладина сумочка?» — поразилась Люба.
«Помнишь, мы ели в кафе? В «Макдональдсе»?
Так вот… Ой, у меня прямо так ясно вся картина преступления в глазах стоит».
«Преступления? — Люба вздрогнула. — Сумка хотела убить Колю?!»
«Как же, убьешь твоего Колю сумкой! Твоего Колю поленом не перешибить. Она нас задумала извести! Подбросила нам в еду… как его? По телевизору говорили, на клопа похож».
«Таракана что ли» — с омерзением предположила Люба.
«Какого таракана? Не сбивай! Клопелин? Клофелин! Она нам подсыпала клофелин, что б мы заснули и были в беспамятстве».
«Ой, ну зачем ей это надо?» — засомневалась Люба.
«Да чтоб ограбить же. Ограбить?! Ой, Любушка, проверяй скорей мою велоаптечку, не пропало ли чего?»
Люба судорожно ощупала свое имущество: утка на месте, в пакете, сбоку возле подлокотника, рюкзачок — здесь, на коленях. И вдруг ее прошибла догадка: «Мамочка родная! Она хотела мой диск украсть. Там же такие необыкновенные песни!»
Трясущимися руками Люба развязала шнурок, стягивающий горловину рюкзачка, и принялась шарить внутри.
«Хватит, щекотно», — заверещал рюкзак.
«Потерпи, не велик барин, — приказала коляска рюкзаку. — Ограбили тебя, пока дрых».
«Никто меня не грабил, — обиделся рюкзак. — Я свое дело туго знаю!»
«Диск с моими песнями на месте?» — все еще не веря и продолжая шарить, воскликнула Люба.
«В кармашке… а-ха-ха… под молнией лежит», — выдохнул рюкзак.
«Уф! — Люба нащупала диск. — Слушай, колясочка, вариант ограбления отпадает».
«Ну, если тебе не нравится моя версия», — обидчиво произнесла коляска.
«Версия мне нравится, но нас никто не грабил. Ох, как хорошо, что не нужно никого подозревать! Я, кстати, сразу с первых твоих слов засомневалась: ну не способна Лада на такую подлость!»
«Ага, все у тебя хорошие, одна я плохая, — обиделась коляска. — Лада-Ладушка. А ведь она у меня за спиной стояла, когда мы здесь очнулись!»
