Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
– Боже мой, как я могла забыть?!
У Марии Гавриловны сегодня день рождения. Она одна из самых близких подруг Сонечки и бабули с детства. Родной и близкий им человек! Каждый год в этот день они собирались втроем у Марии Гавриловны и устраивали праздник. Гораздо более торжественно и значимо, чем принято отмечать обычные дни рождения, потому что с этой датой у бабушек и Марии Гавриловны было связанно что-то очень важное в их жизни, о чем они никогда не рассказывали.
В тот день, когда Вероника, демонстрируя следившим за ней активную разыскную деятельность, навестила Марию Гавриловну, они долго беседовали, пили чай, и Мария Гавриловна, словно извиняясь, попросила Веронику прийти в гости в день рождения.
– Я никак не могу привыкнуть, что девочек нет, а без них этот день не имеет значения. Ты приди, пожалуйста, Никочка, мы посидим, девочек вспомним, – заглядывала ей в глаза с надеждой старушка.
У Вероники сердце разрывалось от понимания, что вряд ли придет, и она что-то неубедительно мямлила о плохом еще самочувствии и каких-то проблемах, сказала, что постарается, и чувствовала себя распоследней дрянью, обижающей близкого ее любимым бабушкам, да и ей самой человека.
И было отчаянно стыдно врать, но и правду рассказать она не могла. Мария Гавриловна расстроилась сильно, это было заметно, и наверняка обиделась, но виду не подала, заверила с грустью, что все понимает.
Всю дорогу, пока добиралась до кафе, где они тогда договорились встретиться с Милкой, Вероника мучилась ужасным чувством вины и злости на каких-то уродов, из-за которых приходится обманывать и обижать невниманием замечательную женщину!
– Так, что делать? – задала она вслух себе актуальный во все времена вопрос.
И принялась быстро ходить от качелей к забору и обратно, пытаясь сообразить, как ей поступить и что предпринять.
«Звонить нельзя ни из дома, ни с чьего-либо мобильника, телефон Марии Гавриловны наверняка прослушивают! Она лучшая подруга бабушек, рано или поздно я могу ей позвонить! Да сто пудов они разузнали об этом факте, нашли же эти козлы дедушкин дом! Точно слушают!»
От качелей к забору, от забора к качелям – туда-сюда. Думай! Думай!
«Сейчас полвосьмого, если сесть на электричку, часа через полтора, ну, час сорок, я у нее, это десять-двадцать минут десятого. Быстро поздравить и назад, около десяти есть электричка. Можно успеть! – Вероника рванула к дому, но резко остановилась от пришедшей вдогонку мысли: – Подожди, подожди, Никуша! Во-первых, это глупо, так рисковать, за ее домом вполне могут следить и ждать тебя, особенно сегодня, наверняка они знают про день рождения Марии Гавриловны, а во-вторых, никто тебя не отпустит, тем более Антон!
Но я не могу ее не поздравить! – разозлилась она. – Давай думай, считается, что ты умная! – И, вздохнув тягостно, констатировала: – Умная не поперлась бы куда-то, рискуя быть пойманной, это ты о себе слишком хорошо подумала! Давай лучше успокоимся и расставим приоритеты. Ты можешь ее не поздравить? Нет! Категорически нет! – Она тяжко вздохнула еще разок, как пушкинская старуха перед разбитым корытом, и вынесла вердикт: – Тогда надо ехать!»
Ехать ей не хотелось.
Ужасно не хотелось. Вероника отлично понимала, что это глупо, ну, очень глупо и рискованно. Она боялась даже приблизительно представить, что будет, если об этом узнает Кнуров, вернее, когда он об этом узнает.
Но время поджимало, и если принимать решение и ехать, то прямо сейчас. И она решилась, ругая себя последними словами почем зря, поднялась к себе в комнату, достала кошелек из сумочки, пересчитала деньги, вдруг на такси придется возвращаться, да и вообще, мало ли что. Но уехать втихаря, никого не предупредив, – это уж совсем разум последний потерять, так она не могла, и Ника написала записку дедушке:
«Дедуля, я понимаю, что это очень-очень глупо, но мне обязательно-обязательно надо съездить и поздравить Марию Гавриловну. Уверена, ты знаешь, что она лучшая подруга бабушек. Сегодня у нее день рождения, и наверняка тебе бабуля рассказала, что с этой датой связано нечто значимое в их жизни (мне, например, этот секрет неизвестен). Обещаю вести себя предельно осторожно. Я быстро, не волнуйся, десятичасовой электричкой вернусь.
Целую, Ника.
P.S. Не ругай меня сильно. Ладно? Я и сама себя ужасно ругаю. Обещаю постараться не привести «хвост».
Вероника прошла в соседнюю комнату, которую занимал дедушка, и положила записку на кровать. Дедушка ложился около десяти, значит, раньше ее никто не хватится.
Ринковы и Василий Корнеевич сидели в гостиной на первом этаже и о чем-то беседовали. Ника подошла к перилам и обратилась к Наталье:
– Ната, я поковыряюсь еще в Интернете перед сном?
– Да, конечно, что ты спрашиваешь, ей-богу!
Ника прошла в конец коридора, постояла на краю верхней ступеньки, позволив себе еще немного сомнений и угрызений совести, затем спустилась по узкой лестнице, ведущей к задней двери, и очень тихо вышла во двор.
Не доходя до угла дома Марии Гавриловны метров десять, наверное, девица Былинская вдруг резко свернула и, прошагав через газон, внимательно оглядываясь по сторонам, не видит ли кто ее странных маневров, спряталась за куст сирени, чуть не переломав от усердия букет, который купила на вокзале.
Она печально констатировала тот факт, что укрытий, из-за которых можно было бы вести наблюдение за территорией перед домом, маловато. Множество хилых, невысоких кустов, непригодных для такого рода деятельности, реденькие деревья, за которыми и не спрячешься, детская площадка посреди двора, где сейчас сидела компания подростков, еще несколько высоких кустов сирени ближе к дому, вот и все. Позиция, которую заняла Ника, оказалась не самой удачной: отсюда просматривалась только часть двора. Стараясь соблюдать максимальную осторожность, Вероника обошла по довольно приличной дуге подростков, сидящих на площадке, и перебежала к другому кусту сирени. А вот отсюда просматривался и двор, и подъезд.
«Если за домом следят, то наверняка из машины», – блеснула сообразительностью барышня Былинская.
Она внимательно осматривала территорию и не заметила ни одного подозрительного человека. Хотя, скажите на милость, как можно отличить подозрительного человека от добропорядочного? По надписи на груди: «Я криминальный элемент!» Других вариантов распознавания в страдающем от чувства вины разуме гражданки Былинской не возникало. Какая-то девушка зашла в дальний подъезд, мужчина и женщина вышли из другого подъезда и направились к проспекту, три бабульки беседовали у нужного Веронике подъезда. А вот рассмотреть в сгущающихся сумерках, есть ли кто-то в припаркованных машинах, не имелось никакой возможности.
– Вот черт! – прошипела Ника, понимая всю бесполезность и идиотизм своей разведывательной деятельности и беготни по кустам.
Что она тут может высмотреть?!
«Проходы к дому с трех разных сторон, поэтому вряд ли те, кто наблюдает за мной, будут стоять далеко от подъезда, – принялась рассуждать новоявленная разведчица. – Господи, ну не стоять же мне здесь до ночи!»
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
