— Видишь картон от выброшенных ящиков, который они под себя подстилают?
— Вижу. Зимой они из этих ящиков целые лачуги строят, чтобы спать теплее было.
— Старьёвщики такие ящики называют «готасин». Я ведь выросла среди нищих, старьёвщиков, в грязи да в мусоре, потому и знаю. Раньше за эти ящики лучше всего платили. А теперь за них уже ни черта не получишь. Бумаги теперь завались, и почти никто картон на макулатуру не принимает. А мамка у меня как раз такие вот картонные ящики и собирала, и я ужасно любила в них забираться. Дети ж любят в ящики всякие забираться, правильно?
— Да уж.
— Залезу и говорю мамке или брату, чтоб крышку закрыли. Мне нравилось, когда я вылезти не могла. Странная я была, правда?
Я беззвучно рассмеялся.
— Брат сперва залезет на ящик, бесится, прыгает, а я затаюсь как мышка и сижу себе. Немного времени пройдёт, и сдаётся он — забеспокоится и зовёт меня через щёлку. Тихо-тихо зовёт: «Ая, Ая!»
— А вы?
— А я всё равно сижу себе в ящике и молчу. А он тогда возьмёт и уйдёт — чтоб в следующий раз отвечала ему. Но я ж его знаю! Сижу и думаю себе: ничего, вернётся, куда он денется? Духу не хватит меня бросить. Так и было: пройдёт ещё немного времени, и возвращается, как миленький. Уйдёт куда, да никак забыть не может, что меня в ящике оставил. Мучается, мучается, места себе не находит. Даже притвориться толком не может.
— И он ни разу вас не бросил?
— He-а. Куда ему? С виду грозный такой, а на самом деле трус страшный. Позовёт меня пару раз, и открывает.
Наверняка они росли без отца.
Мы пошли в зоопарк. Я не был в зоопарке с детства. Ая сказала, что она — тоже. Наступили летние каникулы, и я был уверен, что зоопарк окажется битком набит людьми, но ошибся — посетителей было мало. Наверное, это естественно, поскольку бродить по зоопарку в такую жару — удовольствие невеликое. Ведь я тоже оказался здесь невольно, сбившись с пути, заблудившись в этой абсолютной пустоте. И всё же больше половины посетителей зоопарка были особями, недавно прошедшими стадию спаривания. Эти привели с собой свой приплод. Другие были помоложе, и пришли подготовиться к произведению потомства, надышавшись запахами корма и размножения животных тварей — зверей, птиц и рептилий.
Пингвины стоят под струёй воды — их поливает служащий зоопарка. Страусы замерли, вытянув длинные шеи. Бегемот утопает в воде, и лишь глаза виднеются над поверхностью. Горилла неподвижно сидит в клетке, скрестив руки на груди. Тигр, изнемогая от жары, растянулся на полу. Жираф оцепенело стоит на солнцепёке, высунув язык. Проданные живые существа, жизнь которых укладывается в одно жалкое слово: «товар».
Практически такое же зрелище я увидел в далёком детстве, когда меня впервые привели в зоопарк при замке Химэдзи. Единственное отличие, пожалуй, было во мне самом. Я смотрел на всё это без былой радости. Рядом со мной шла Калавинка — существо, ничем не отличающееся от этих тварей, проданных, купленных… И моё сердце стонало, корчась от боли.
Мы зашли в кафетерий при зоопарке и купили сок. Ая ушла в туалет. Вернулась.
— Ты чего вообще в Ама-то приехал?
— Я уволился из фирмы, не подыскав себе ничего другого. И два года спустя у меня не было даже свитера, чтобы надеть зимой.
— А в другую фирму устроиться не мог?
— Наверное, мог… Но тогда как раз начался нефтяной кризис, и всё переворачивалось с ног на голову. И обратно. Сегодня ты — туз, а завтра — двойка. А в ханафуда[39]есть такое правило: если у тебя в самом конце игры на руках нет вообще ни единого козыря, ты и побеждаешь. Побеждаешь как раз потому, что у тебя очков — ноль. Похожее правило есть и в ту-тэн-джэке.
— В ту-тэн-джэке? Пробовала в него играть, да больно сложно. Слушай, а ты в ханафуда играешь? Ни за что бы не подумала!
— Несколько раз приходилось.
— Да? Но знаешь, вероятность выиграть с нулём на руках — одна на миллион. В самом конце всегда вытянешь козырь. Молишься про себя: только не козыря, только не козыря, а всё равно вытягиваешь. Причём самого мелкого. И раздевают тебя до нитки. Знаешь, как это называется, когда без козырей выигрываешь? «Дать дёру». Так ты, Икусима, дать дёру захотел?
— Нет, вытянул в самом конце козыря.
Да ты что! Значит, ты…
— Нет. Вытянул козыря, который мне нужен не был.
Я вдруг почувствовал, что сказал лишнего. Хотя желание выиграть в этой жизни без козырей у меня действительно было.
Мы вышли из зоопарка в половину пятого с минутами. Казалось, будто стрелки часов с каждой минутой вращались быстрее. Куда мы пойдём теперь? Перед нами торчала обветшавшая башня Цутэнкаку. Вокруг неё, словно призраки прежней эры, теснились лавки готовой европейской одежды, грошовые пивные, откуда несло запахом варёных свиных потрохов. От кого-то я слышал, что в этой округе в еду подкладывают собачину. Что, пожалуй, ничем не лучше потрохов умерших от болезни свиней и коров, которые я разделывал в Дэясики. Мы прошли мимо ресторана, где подавали еду из фугу[40]с огромным, изображающим рыбу фонарём вместо вывески. Прошли второсортный театр для бродячих актёров, перед которым стояла палка с афишей: «Сэгава Киннодзё и его труппа!» Рядом с ним в ряд выстроились столики для игры в сёги;[41]вокруг играющих толпились зеваки, некоторые глядели на игру с шашлыками в руках и, ни на секунду не отрывая глаз от игральной доски, жадно рвали зубами куски свиного мяса. Город выглядел обшарпанным, и лучи уже склонившегося к западу летнего солнца нещадно освещали его, словно в насмешку.
— Кого я вижу! Это же Ая!
Обернувшись, я увидел парня с короткими, завитыми волосами, одетого в рубашку в крупную сетку. Ая испуганно сжалась.
— Ну, чем занимаемся? — спросил он, с ухмылкой взглянув на меня. По виду было ясно, что он «уголёк». — А к нам в контору только что Санада приходил. Нет, вру, где-то после обеда это было. Мрачный, как туча.
— Ещё у вас?
— Нет, ушёл. Что там у него за дела — не знаю, да только сразу потопал к боссу в дальнюю комнату, и сидели все, говорили о чём-то. А как он ушёл, вдруг Хоримаю заявился. Вы, случайно, не с ним приехавши?
Он потёр кончик носа и взглянул на меня ещё пронзительнее. Я почувствовал, что Ая снова напряглась.
— Неужто развлекаться приехали, по такой жаре?
— Угу. Давно хотела в зоопарк сходить.
— В зоопарк, говорите? Ну и ну…
— Мне, знаешь, страусы нравятся. Вот такие громадные яйца несут, представляешь?
