Вилли мог лишь подтвердить то, что я слышал от одного очевидца на Хива-Оа: Поль Гоген умер за обеденным столом, упал замертво со стула. Он не был отравлен, его погубила тяжелая болезнь.
На другой день после нашего разговора Вилли исчез. И появился снова через два дня. Оказалось, он опять ходил на лодке в Ханававе, навещал китайца. Но хотя у того в лавке по-прежнему было пусто, Вилли вернулся не с пустыми руками. Он привез старое ржавое ружье системы «винчестер». Я ничего не смыслил в оружии, и мне было невдомек, почему Вилли так доволен, пока он не показал мне приклад. Левую сторону приклада украшала резьба: тучный мужчина сидел на запряженной быками тележке, держа бокал в поднятой руке. Волнистые линии сверху и по бокам изображали облака. Божество на небесной колеснице? Поди угадай. Только Поль Гоген мог бы ответить на этот вопрос. Потому что ружье некогда принадлежало ему, а полустершийся рельеф был одним из редких образцов его резьбы по дереву.
Поль Гоген подарил свое любимое ружье отцу Вилли, а когда тот умер, «винчестер» купил один островитянин, который в свою очередь продал его китайцу в Ханававе. С этим ржавым ружьем китаец и ходил на охоту. Вплоть до прошлой недели. После беседы со мной Вилли отправился в Ханававе и приобрел старый «винчестер» за бесценок. Он задумал со следующей шхуной плыть на Таити, чтобы там сбыть свою драгоценную добычу.
Я не был ни коллекционером, ни антикваром, но ружье с резным прикладом пленило меня.
— Могу избавить тебя от необходимости ездить на Таити, — осторожно сказал я. — Что ты хочешь за него получить?
— Целое состояние, — ответил Вилли. — Ты же сам говорил, как высоко ценятся вещи Гогена.
Ничего не скажешь, было дело. И кто меня тянул за язык! Я предложил в десять раз больше, чем Вилли заплатил китайцу. Вилли покачал головой. В сто раз больше! Вилли задумался. На Фату-Хиве слово «состояние» явно понимали не так, как в других местах.
— Лив, — сказал я, гордо шагая вверх по лесной тропе с ружьем Гогена на плече, — придется нам отказаться от возвращения в Европу первым классом. Зато у нас будет самая драгоценная берданка в мире.
…Сидим вместе с фатухивцами на круглой каменной скамье под могучим баньяном на берегу. Попрежнему никаких намеков на судно. И посовещавшись с Вилли, мы принимаем решение. Выбора нет. Из язв на ногах Лив выпирает мясо, будто салями. Сама сна не жалуется, но у меня за нее душа болит. Мы очутились в тупике. Остается последовать примеру патера Викторина — покинуть остров. Вилли и несколько островитян собирались сделать новую попытку раздобыть муки и риса, и мы с Лив решили идти с ними.
Нам предстояло надолго покинуть бамбуковую хижину, и мы задумались над тем, как сохранить наши зоологические и археологические образцы. Как застраховаться от воров? Банки с фауной, черепа, каменные топоры и другие древние орудия, возможно, никого не привлекут. Но мы нашли вещи, на которых островитяне могли подзаработать. Под нарами лежал старинный королевский венец — за него ухватился бы самый знатный музей. Сплетенный из кокосового волокна, он был украшен пластинами из белой раковины и черепаховой кости, причем на черепахе были вырезаны изображения тики. У нас хранилось и облачение из черного человеческого волоса: набедренная повязка, накидка и манжеты для рук, ног и шеи. Еще одна дорогая диковина — магическая шаманская сеть с человеческим черепом. Мы нашли также фигурки из человеческой кости, которые нанизывали на нитку и носили как украшение на голове. Изящные серьги, тоже из человеческой кости, изображали маленьких тики. Словом, в хижине накопились сокровища, способные кого угодно ввести в соблазн. Теперь к ним добавилось европейское ружье, мечта каждого островитянина.
Я решил снова выступить в роли шамана. Когда мы в последний раз пришли в свой бамбуковый домик, за нами увязались четверо наиболее алчных деревенских парней. Я откупорил бутылку формалину, который привез для консервации зоологических образцов. Парни по очереди понюхали содержимое и запрыгали, гримасничая и фыркая обожженными ноздрями. Затем я отыскал под камнем золотистую ядовитую тысяченожку, невероятно живучую: разрежь ее на куски, все равно продолжает ползать. В воде она плавала не хуже рыбы, но, очутившись в пробирке с формалином, тотчас околела на глазах у пораженных зрителей. После этого я обрызгал тем же раствором пол внутри хижины, выскочил, захлопнул дверь и запер ее при помощи колышков и веревок. Фатухивцам я объявил, что хижина наполнена ядовитым паром и пока мы не вернемся и не обезвредим этот пар, всякого, кто решится войти внутрь, постигнет судьба тысяченожки. Четыре гостя посмотрели на дверь с почтением и разочарованием. И когда мы направились вниз, сопровождаемые роями комаров, парни не замедлили последовать за нами. Правда, ружье я все-таки не решился оставить. Его мы взяли, а также металлическую коробку с фотоаппаратом и мешок с одеждой, которую берегли на случай, если надумаем вернуться к цивилизации.
Ночевали мы у Вилли. И наконец-то получили передышку от комаров. Мы почти успели забыть, что такое спокойные ночи; казалось, мы всю жизнь жили в дебрях Омоа.
Проснулись затемно от лая собак. К дому приближались колышащиеся огни. За дверью послышались низкие мужские голоса. Было задумано отчалить возможно раньше.
Всех беспокоила погода. Тучи стремительно летели по ночному небу. И волнение, должно быть, изрядное. Может, все-таки лучше немного выждать?..
В это время суток было довольно прохладно. Вилли вскипятил котелок воды. Апельсиновый чай согрел нас и прогнал дремоту. Мы почувствовали себя бодрее. Странно было сидеть в окружении былых недругов. Ни Тиоти, ни Пакеекее… Зато Иоане тут. Он прихлебывал из миски чай и поглядывал в окно. За окном моросил дождь.
До чего прибой бушует… Прежде мы такого не слышали. Мы дрожали от холода и подавляемого страха. Кто-то, стуча зубами, произнес несколько слов. Остальные не поддержали разговор.
Кажется, светает? Да, скоро отступит черная ночь. Вилли встал и подал команду:
— Хамаи! Пошли!
Начинается. Сейчас мы выйдем в безумное плавание… Больше всего на свете боялся я новой встречи с океаном. Но оставаться еще хуже. Обернув ноги свежими банановыми листьями, мы побрели следом за остальными на пляж, а там уж было не до размышлений, сознание и слух наполнили непрерывные громовые раскаты. Волны долбили скользкую звонкую гальку.
Ловкие гребцы доставили нас на долбленке к шлюпке, которая плясала на якоре на безопасном удалении от скал. Затем они вернулись, чтобы провезти через чертову мельницу вторую группу. Долбленка совершила третий, и последний, рейс, а на берегу все еще кто-то лихорадочно размахивал руками. Это был китаец; он добрался в Омоа из Ханававе и тоже хотел покинуть Фату-Хиву. Но в шлюпке не было больше места, а бедняга к тому же намеревался везти с собой свинью и кур. Так и остался он на пляже со своей живностью, прыгая от досады.
Да шлюпка и без того была перегружена. Даже здесь, в бухте, где длинные ленивые валы дыбились только у самого берега, нас тревожила глубокая осадка. Если бы наши смуглые друзья уже не сходили на Хива-Оа, мы сочли бы эту затею неосуществимой. На каждой банке сидело по два человека; под банками лежали бананы и феи. На носу вместе с грудой зеленых кокосовых орехов — бочонок воды. При удачном стечении обстоятельств попутный ветер позволял дойти до цели за один день. Правда, у нас не было ни карты, ни компаса. Иди в пустынном океане по направлению к другим островам, пока над горизонтом не поднимутся вершины Хива-Оа. Если угодим в туман — пропадем, разве что прояснится раньше, чем нас отнесет в сторону от архипелага.
