Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
Мимо спешно и слаженно, вызывая зависть, маршировали десятки.
Максимилиан провожал их взглядом, искал осмысленного дела. Оно, конечно, нашлось.
Ожидалась длительная осада. В лаборатории делали бомбы и динамит. Еще нужны продукты и, конечно, деньги, деньги…
– Товарищи, у кого есть знакомства? Купечество? Знать? Дворяне? – Тот же горбоносый оратор. Глаза пылают. – Революции нужны средства! Победить или погибнуть!
– У меня, у меня, товарищ, я – дворянин!
– Вот вам миссия – собирать пожертвования на оборону!
– Отлично, товарищ! Я понял, товарищ!
Слово чужое, но свежее, с кислинкой – нравится, как вкус первых в сезоне зеленых щей с только что проклюнувшимися нежными щавелевыми листочками.
Максимилиана выпускают на улицу через какую-то щель. Из пламени полыхающих костров, возбужденного гула молодых голосов – в темь и тишь. На Моховой и Никитской полиция и приставы, в переулках конница, против Зоологического музея – картузы черносотенцев.
Бег по городу, в богатых квартирах все жертвуют на университет. В кондитерской Филиппова подзывают к столикам, суют в руки уже наполненную ассигнациями шапку. Никто не спрашивает никаких верительных грамот или мандатов. Максимилиан не ел почти два дня, он пьянеет от этого всеобщего доверия и единства. В небе – перламутр, над улицей, над разъезженным навозом – разноцветная радуга. Неужели и вправду – вот он, новый мир?! Оказывается, рукой подать… Всего лишь повеяло, и люди преобразились совершенно…
Холодным душем – патриарх собственной семьи, бабушка Елизавета Александровна Осташкова: не только не дает денег, но и спускает с лестницы, едва ли не клюкой по спине.
– В революцию задумал играть?! Семью позорить?! Остановись, каналья, пока не поздно!
– А-а, провалитесь вы…
Деньги за пазухой, измятая из-под них шапка на голове (чтобы лавочники не признали «студента» и не избили прежде времени), опять же без всяких мандатов на университетском дворе, в неверном свете костров передаются деньги.
– Спасибо, товарищ, это очень важно!
– Отвинтить ламповый шар, насыпать туда дробь и…
– Позовите их, они на крыше с серной кислотой сидят…
По длинному коридору второго этажа, не обращая ни на кого внимания, медленно и безмолвно движется Иван Севастьянович. В руке, подцепив пальцами за крюки, держит несколько висячих керосиновых ламп. Подойдя к очередному тусклому электрическому светильнику, он останавливается, некоторое время мрачно озирает творящееся безобразие, потом нажимает на выключатель и аккуратно вешает и зажигает свою лампу.
Ближе к ночи все оставшееся электричество разом погасло. Погасло не только в университете – во всем городе наступила тьма египетская. Зато лампы, развешанные Иваном Севастьяновичем, исправно озаряли коридор красновато-желтым, мигающим, как в больничном бараке, светом.
Александр Кантакузин уложил на конторку три тяжеленных тома.
– Вот… не убирайте далеко, с утра приду, – потер глаза, поморгал, глядя будто внутрь себя. – Удастся ли извозчика найти? Вы едете?..
– Какой извозчик, батенька! – Библиотекарь, поставив лампу, одну за другой ловко разместил книги на ближней полке. – Все извозчики нынче по домам, боятся нос высунуть. На улицах только господа революционеры… да рабочие, которых они, как это говорится, распропагандировали… Не ровен час, и сюда притопают. Уж я побуду здесь, как говорится, на страже.
Будто в ответ на его слова, кто-то дернул снаружи закрытые на щеколду двери.
– Есть кто?
– Бог подаст! – отвечал, слегка возвысив голос, библиотекарь. – Ступайте, батенька, мимо! Тут книги, тут собираться не велено!
– Погодите. – Александр, все еще морщась, шагнул к дверям, в темноте почти наугад, едва не запнувшись о криво поставленный стул. – Это кто сюда ломится? Макс, ты?
Не слушая протестов библиотекаря, Кантакузин отпер двери и убедился, что за ними действительно кузен. Возбужденный и едва ли не подпрыгивающий по-мальчишески на месте.
– Ты что, так и просидел здесь?! Мне сказали, я не поверил!
– А что следовало? – Александр пожал плечами. – Строить укрепления из фолиантов? Может быть, жечь библиотеку, чтоб не досталась врагам?
– Ну знаешь! Я…
– Уволь, мне сейчас ей-богу неинтересно. Спать хочу. После расскажешь, как впервые в жизни не изучал историю, а принимал в ней участие. Я выслушаю. Выйти-то отсюда можно?
Дождь не перестал и к утру – низкие тучи лишь немного посветлели да еще тяжелее навалились на крыши и купола. По Воздвиженке, разбрызгивая грязную воду из-под копыт, проскакали казаки.
Перед воротами и везде, где можно было пройти, грудами лежали ящики и мешки. В одном месте обнаружилась крытая телега деревенского вида, в другом – массивный, без одной дверцы, шкаф. Людей было все еще много – и студентов, и разных других, попадались и девицы. Вели себя по-разному.
Всем, кроме, пожалуй, Александра Кантакузина и Ивана Севастьяновича, уже было известно: после переговоров осаждавшие университет черносотенцы разошлись, а осажденные отпущены с оружием, вышли прямо из университетских ворот и прошли мимо войск. Жертв не было.
Профессор Муранов и оба кузена идут по улице.
– Я чувствую приближение, – вещает Максимилиан. – Это – только начало! Это – предрассветное веяние на леднике. Надо обратить лицо свое к встающему солнцу!
Убеждал спутников: больше нельзя жить в городе, в уезде, в губернии, есть по утрам пшенную кашу. Надо жить в мифах вселенских, питаться эфиром светозарным.
– Спать, спать, спать… – говорит Александр, и кузену: – У тебя сознание с подсознанием все время меняется местами. Получается путаница.
– Что источники, Алекс? – спрашивает профессор Муранов.
– Вы были совершенно правы, Михаил Александрович, – отвечает Александр. – А я был небрежен. Нашлось много всего интересного…
– Сейчас?! – Светлые брови Максимилиана летят вверх, как семена травы-пушицы под ветром.
– Невозможно откладывать изучение истории до мирных времен, – спокойно замечает Александр. – Потому как именно историкам ведомо, как мало их было…
– Именно, именно. – Профессор с симпатией смотрит на младшего племянника.
Может быть, он его недооценил? Старший мыслит смелее и свободнее, обещает большого исследователя… Но не только ли обещает? Ведь сколько мусора в голове! Стихи, романы, символисты, декаденты, теперь вот еще революция и свобода… Осада университета! Всего лишь едва заметный штрих на величественном полотне Истории…
– Да, да! Я вспомнил! – воскликнул Максимилиан. – Именно в те дни, в университете, я видел обоих. Камарич выступал на митинге и призывал всех идти к Думе. Там потом оказалась засада, многих убили, я сам едва ноги унес… И он же отправил меня собирать деньги…
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
