Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
Разновидностью интеллигенции является богема. От прочих интеллигентов представители богемы отличаются более раскованным образом жизни. Хотя большая часть богемы, кроме этого самого образа жизни, ничего общего с творчеством не имеет. Но все же богема рождает больше талантов, чем остальная часть интеллигенции. И еще — она более чутко распознает талант, то есть представители богемы могут обнаружить талант в своем кругу, даже если остальная интеллигенция этот талант не признает.
* * *
Мне так легко писать об интеллигенции потому, что когда-то в «глубокой» молодости, еще в те времена, когда власть КПСС казалась незыблемой, я сам прошел через это. Как и многие, не любил бюрократов-партократов, по ночам слушал «Голос Америки» и Би-би-си. Но почти все, что поставляло пищу для диссидентских интеллигентских споров, я нашел самостоятельно, а не принял на веру с чужих слов. И когда столкнулся с интеллигентской средой в Москве в 1984 году, был во всеоружии. Начиная с 12 лет (с 1979 г.), попадая в какой-нибудь крупный город, я скупал в букинистических магазинах дореволюционные книги и газеты. Задолго до перестроечной лихорадки в Полном собрании сочинений Ленина я сам, без чьей-либо указки, нашел широко цитируемые позже записки о «красном терроре» и о «беспощадных арестах».
Вот некоторые цитаты из В.И. Ленина:
«В Нижнем явно готовится белогвардейское восстание. Надо напрячь все силы, навести тотчас массовый террор, расстрелять и вывезти сотни проституток, спаивающих солдат, бывших офицеров и т. п. Ни минуты промедления»
(Тов. Федорову, председателю Нижегородского губисполкома, 9 августа 1918).
«Дорогие товарищи! Вынужден по совести сказать, что ваше постановление так политически безграмотно и так глупо, что вызывает тошноту. Так поступают только капризные барышни и глупенькие русские интеллигенты.
Простите за откровенное выражение своего мнения и примите коммунистический привет от надеющегося, что вас проучат тюрьмой за бездействие»
(В Президиум Московского Совета рабочих и красноармейских депутатов, 12 октября 1918).
«Интеллектуальные силы рабочих и крестьян растут и крепнут в борьбе за свержение буржуазии и ее пособников, интеллигентиков, лакеев капитала, мнящих себя мозгом нации. На деле это не мозг, а говно»
(15 сентября 1919 г.).
Цитаты из Ленина, собранные вместе, производят сильное впечатление, но на самом деле их нельзя рассматривать в отрыве от общей атмосферы Гражданской войны. Если их проанализировать комплексно, то окажется следующее: а) среди всего массива текстов, написанных вождем большевиков в то время, слишком резких не так уж много, большинство гораздо корректнее и мягче; б) это были текущие записки, часто в виде резолюций на документах, поэтому их нужно рассматривать, не как общий теоретический подход, а как телефонные (устные) распоряжения командира воюющей армии, и если тот же Жуков кричит майору: «Не удержишь участок расстреляю», добавляя при этом мат-перемат, это не означает, что на практике реальный Жуков обязательно расстреляет реального майора. Такие призывы делаются для усиления эмоционального воздействия на подчиненных. «Не выполнишь домашнее задание — я тебе голову оторву!» — может сказать в сердцах отец сыну-двоечнику, но при этом и отец, и сын знают, что никто никому голову отрывать не будет. Поэтому то, что написано Лениным, надо делить на десять, а не принимать за чистую монету, во всяком случае, даже недоброжелатели Ленина не упоминают о массовых расстрелах проституток, спаивающих солдат, с последующим их вывезением в неизвестном направлении; в) реальный палач старается скрыть свои черные дела — и то, что Ленин не прятал своих записок и после его смерти они были напечатаны в СССР, означает, что Ленину и его продолжателям не приходилось краснеть за свои дела. Многие вещи были найдены и напечатаны уже в спокойные послесталинские времена в полном собрании сочинений. Неужели не понятно, что советской власти нетрудно было сжечь эти записки, а не печатать их миллионными тиражами в ПСС. А вот противникам большевиков — тому же Деникину — приходилось оправдываться за зверства своей контрразведки. Цветаева еще в эмиграции, узнав о реальных действиях, воспеваемых ею «белых лебедей», отказалась от своих восторженных стихов, посвященных Белому движению. Многие белогвардейцы причинами своего поражения называют грабежи (их армию даже прозвали «грабь-армией»), порки мирного населения и зверства той же контрразведки.
Да и вообще эту шутку с Лениным сделали издатели ПСС (Полного собрания сочинений): то, что другие страны о своих вождях хотят скрыть, наши «умники» вывалили наружу, своими руками сделали компромат на Ленина и не удосужились даже написать, что все здесь надо, как уже было сказано, делить на сто — ну не расстреливали большевики этих проституток.
В результате, когда через несколько лет все вокруг меня стали вдруг ярыми антиленинцами, я понимал что к чему. Тогда я уже знал из советской пропаганды (которой вначале не верил), какие жестокие действия предпринимала и противоположная сторона, что для победы надо напрячь все силы, иначе — поражение.
* * *
Начиная с 1984 г. в вузе и армии я вплотную сталкивался с интеллигенцией, побывал на интеллигентских прокуренных кухнях, на портвейных тусовках. И меня с самого начала поразила одна мысль: «Боже… Как они безнадежно вторичны… Я-то думал…». В перестройку часть интеллигентов решили, что они консерваторы — за белогвардейцев, за царскую Россию против «диких» революционеров (в общем, «Есаул, есаул, что ж ты бросил коня…», «Корнет Оболенский, надеть ордена!») — такие себе благородные аристократы. Но они не могли понять, что консервативными силами в их время были именно единомышленники революционеров начала века. Интеллигента манит лишь внешняя новизна, он не видит внутренней сути. Была в XIX веке мода на Дарвина — интеллигент стал дарвинистом, пришла в XX веке мода на антидарвинизм, интеллигент — антидарвинист. Была в XIX веке мода на марксизм, интеллигент — марксист, началась в XX веке мода на антикоммунизм — интеллигент тут как тут — уже антикоммунист. Поверхностность интеллигента хорошо продемонстрировала Н. Берберова в своих писаниях, когда о модных в ее время (ныне забытых) мелких писателях говорила, что они эталон, а классики, мол, устарели.
В 1987 году я с радостью встретил известие о реабилитации Бухарина&Ко. Но вскоре (почти сразу) я ощутил, что телега вновь едет не туда. Телегу подталкивали толпы восторженных интеллигентов. И уже в 1988 году я создал в своем институте политклуб «Здравый смысл». Создал в противовес всем модным тогда «Мемориалам» и студенческим братствам, создал наперекор деканату, ректорату и парткому. В зараженной «перестройщиной» студенческой среде подобная организация была абсолютным нонсенсом. Одним из направлений деятельности моего политклуба была пропаганда здравого, спокойного подхода к истории. Ведь перестройка началась с постепенного очернения практически всей отечественной истории: сначала взялись за Сталина, потом — за Ленина, а в итоге выяснилось, что вся история у нас какая-то не такая. И уже в конце 1988 года, ко дню рождения Сталина, мы вывесили в институте огромную стенгазету с его нарисованным портретом, что в те времена было дерзостью. В стенгазете Сталина отнюдь не восхваляли, просто дали объективную информацию. Сталинистом я никогда не был, но в то время оборонять надо было именно этот участок фронта. Было в одной из наших стенгазет и интервью с директором музея К.Е. Ворошилова, в котором он рассказал, как не проходит в СМИ никакой объективной информации о Ворошилове, пропускают только ругательные статьи…
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
