Книга Теза с нашего двора - Александр Каневский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 46
Но это происходило в праздники и по выходным дням. А в будни — давали концерты для трудящихся. Мэри по два раза в день пела на открытой эстраде. Когда мусью Грабовский выходил из запоя, он подыгрывал ей на скрипке, и тут же, на заработанные деньги, возвращался к себе в запой. Поэтому, в основном, Мэри пела под фонограмму, которую пускали на полную мощность, чтобы слышалось во всём парке. Как большинство ныне популярных певиц, Мэри пыталась перекричать музыку и громко орала на публику. Вспоминался Некрасов: «Этот крик у них песней зовётся». У неё уже были свои постоянные слушатели: уборщица с чёрной повязкой на глазу, напоминающая старого пирата: охранник, который запирался в своей будке, чтоб не оглохнуть; три старухи, которые плохо слышали и каждые пять минут спрашивали, когда же, наконец, начнётся концерт; и один даун, пускающий слюни от восторга.
Но даже на этих концертах новоявленные бизнесмены умудрялись зарабатывать: подавая отчёты в управление культуры, они вписывали в программу ещё с десяток артистов, и следуемые им гонорары клали себе в карманы.
Время было трудное, надо было как-то выживать. Даже Моряк не выдержал и пошёл в телохранители к Антону Сердюку, бывшему заведующему отделом обкома комсомола. Сердюк и его семья, единственные в доме, жили в изолированной трёхкомнатной квартире. Естественно, им завидовали, злословили, но Антон не обращал на это внимания: он гордо нёс себя через двор с высоко поднятой головой, ни с кем не здороваясь. Всегда ходил в пиджаке, галстуке и прыщах. С ним жили его мама, его жена и тёща. Мама работала заведующей столовой, а тёща была санитарным врачом, проверяла рестораны пароходов. К вечеру они обе пёрли домой огромные кошёлки, набитые продуктовыми «дефицитами», которыми кормили комсомольского вожака. А он, с набитым балыком ртом, давал по телефону руководящие указания:
— После доклада Петра Ивановича — «ура» и бурные аплодисменты. После выступления Балашова — свист и крики «позор». Ответственный за «ура» и за «позор» — товарищ Недбайло!
С началом перестройки Сердюк и ещё несколько «вожаков», используя комсомольскую кассу и свои связи, организовали крупную фирму, взяли под контроль порт и таможню, открыли супермаркеты и рестораны.
Естественно, новоиспечённый олигарх не мог оставаться в старой квартире — он купил двухэтажный дом у моря и переехал туда всей семьёй. Он стал носить самые модные костюмы и галстуки от «Армани», духи от «Диора» — это были те фирмы, те фамилии, которыми ранее он клеймил капитализм. Сейчас между ним и его партнёрами шло соревнование: у кого вещи дороже.
Когда он купил часы «Радо», то носил их вместе с биркой, чтобы все видели их стоимость.
Нового «хозяина жизни» охраняла толпа телохранителей, среди которых был и Моряк. Когда Моряк освобождался от охраны дорогостоящего тела, он собирал всех обитателей двора и угощал их разными вкусностями с барского стола. Если ночью окно в комнату Тэзы было открыто, он тайком подкладывал ей на подоконник какие-нибудь продукты, зная, как ей сейчас несладко.
Тэзе, и вправду, было тяжело: люди перестали посещать театры. Во-первых, не было денег, а во-вторых, боялись поздно возвращаться — на улицах грабили и убивали. Тэза осталась без заработка. Все накопления на сберкнижке съела инфляция. На мизерную пенсию прожить было невозможно, тем более, что и её по несколько месяцев не выплачивали. Спасали доллары, которые раз от разу всякими хитрыми путями присылали ей Марина, Маня и Жора, хотя во всех письмах она убеждала их, что в полном порядке, а сама пыталась устроиться хоть на какую-нибудь работу, но в её возрасте это было нелегко. Выручила Броня: она предложила ей один из своих подъездов:
— Тэзочка, вы будете получать больше, чем два инженера. И работы не очень много — я вам уступлю подъезд, где меньше гадят.
Окружающие задавали ей вопросы: «Почему вы не едете в Израиль? Вам же там будет намного легче!». Тэза молча улыбалась в ответ. А приехав на кладбище, мыла плиту, сажала цветы и приговаривала: «Не волнуйся, Лёшенька, я тебя не брошу».
Тонконогий Ванечка — электрик продолжал заниматься изобретательством. Он сконструировал для Муськи специальный прибор, который крепился к спинке кровати и отбивал время прихода и ухода каждого клиента — это дало Муське возможность брать оплату не почасовую, а поминутную.
Вообще, Муська была на подъёме. Она вступила в переписку с каким-то заключенным и послала ему свою фотографию двадцатилетней давности. Тот заочно влюбился в неё и предложил выйти за него замуж. Счастливая Муська оповестила об этом всех соседей. Все порадовались за неё и поздравили. Только мадам Фира осторожно заметила:
— Мусиньке, а вдруг он, не дай Бог, узнает, что вы — такой большой блядь.
Мадам Фира с семейством жила на втором этаже, торговала сапожными каблуками и подошвами. Она была толстая, грузная, с одышкой. Именно из-за её габаритов Фиру называли мадам. Их квартира находилась прямо над отделением милиции. Когда кого-нибудь арестовывали, его родственники прибегали к Фире и приносили деньги. Она, кряхтя, надевала тапки, брала принесенную взятку, спускалась в отделение и возвращалась с арестованным.
С ней старались не ссориться, опасаясь её острого язычка, с которого слетали просоленные одесские эпитеты. Например, увидев жену зубного техника Невинзона, мадам Фира заявила: «Она выглядит, как его отрыжка». Это определение к той навсегда и прилипло.
Однажды мадам Фира села в трамвай, знаменитый одесский трамвай, так набитый пассажирами, что по сравнению с ними сельди в бочке чувствовали себя, как в просторной обкомовской квартире. В этот момент освободилось одно место на задней площадке. К нему решительно устремился мордатый, обожжённый солнцем мужчина, лицо которого напоминало потный футбольный мяч. Он проделал труднейший путь с передней площадки на заднюю, расталкивая, раздвигая пассажиров и проскальзывая между ними. Он уже почти достиг вожделенной цели, но именно в этот момент в трамвай вошла мадам Фира и плюхнулась на свободное место. Мужчина чуть не заплакал от обиды и негодования.
— Развелось жидов! — застенал он. — Уже даже сесть негде! Ехали бы поскорей в свой Израиль!
Мадам Фира, конечно, не могла оставить этот выпад без ответа. Она отдышалась после втискивания в трамвай, затем громко, во весь голос, произнесла:
— Почему это я должна ехать? Ехай ты! Там лежит ваш Иисус Христос — поцелуй его в жопу и передай привет от мадам Фиры.
Весь трамвай взорвался хохотом! Мужчина растерялся, сник, лицо его из тугого мяча стало превращаться в сморщенный воздушный шарик. Он напрягся и выдавил из себя хрестоматийное:
— У, жидовская морда!
— А ты не завидуй, — парировала мадам Фира. — Конечно, мне легче уехать: получить визу и всё, а тебе для этого надо самолёт украсть!
Одесса — это зона повышенной возбудимости, здесь понимают и ценят юмор: пассажиры хохотали, как на концерте своего любимого Жванецкого. Побитому футбольному мячу ничего не оставалось, как тихонько выкатиться из трамвая.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 46
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Теза с нашего двора - Александр Каневский», после закрытия браузера.