— Поздравь нас, мы только что обручились.
— Как, прямо сейчас? — Он мог бы изобразить и побольше удивления после того, что говорил вчера вечером. Вместо этого он говорил так, словно только того и ожидал. — Желаю вам обоим удачи.
Сайан улыбнулась:
— Думаешь, она нам понадобится?
— Очень может быть. — Барни протянул Лэнгли пакет. — Филлис передала. Ты забыл свой ячменный сахар.
— Тебе лучше отправляться, дорогой, — сказала Сайан. — Возвращайся поскорее. — Она поцеловала Лэнгли. — Я сама просмотрю почту, пока тебя не будет.
— Кстати, — сказал Лэнгли, — мне нужно купить тебе кольцо.
Сайан притворилась шокированной:
— Купить кольцо? У нас же здесь есть столько красивых вещичек! Я выберу себе самое толстое кольцо во всем магазине.
Конечно, они все были подержанные и в основном недорогие, но среди тех колечек и других украшений, что продавались у них в салоне, было несколько очень милых образцов викторианской эпохи.
После того как Лэнгли и Барни ушли, она какое-то время стояла и собиралась с духом, готовясь пойти на кухню и сказать обо всем Филлис. Перспектива оскорбить чувства девушки накладывала легкое облачко на ее счастье.
Филлис уже закончила мыть посуду и сидела за кухонным столом, составляя список покупок.
— Он забыл ячменный сахар, — сказала она, увидев Сайан.
— Он не успел уйти. Барни ему отдал.
— Хорошо! — Филлис просияла.
— Хочу тебе кое-что сообщить. Мы с Лэнгли только что обручились.
Карандаш Филлис вывел затейливую кривую на листке. Она уставилась на получившуюся линию, как будто ее рукой водило привидение.
— О, это замечательно! — сказала она.
— Спасибо.
Филлис заранее репетировала это. Она знала, что должна будет это сказать. «Надеюсь, что вы оба будете счастливы, о, я в этом вполне, вполне уверена». Она знала, что это случится, и была к этому готова. Она улыбнулась, но в глазах была мука. Ей казалось, что она прекрасно скрывает свои истинные чувства.
Сайан чувствовала себя очень несчастной. Какими бы словами она сейчас ни пыталась все изложить, для Филлис это был удар из ударов.
— Филлис, ты работаешь здесь не из-за денег, верно ведь? Ты делаешь это ради Лэнгли, так что не лучше ли будет, если ты перестанешь сюда ходить?
— О нет, пожалуйста, нет! — Губы Филлис задрожали, и голос сделался плаксивым. — Я не буду вам мешать, я никогда даже и не мечтала, что Лэнгли на меня обратит внимание, но я ведь вам помогаю, разве нет? Я же стараюсь делать все по дому. Я всегда знала, что вы с Лэнгли… — Она закусила губу. — Я… мне хотелось бы остаться здесь.
— У тебя нет здесь никакого будущего.
— Я знаю. Я ничего не жду. Я ничего не прошу.
— Перестань, ради бога, так унижаться. Не следует быть такой уж бескорыстной.
Филлис отвернула лицо:
— А что толку? Я ничего не получу, даже если попрошу.
— В таком случае, — твердо сказала Сайан, — тебе следует просить о том, что тебе могут дать, не правда ли?
— Гордона, например? Гордон говорит, что я хуже старухи. Он говорит, что своими заботами я довожу его до бешенства. — Она покрутила в пальцах карандаш, провертев дырочку в своем списке покупок, и глубоко вздохнула, и Сайан просто захотелось подойти и дать ей встряску. Филлис была прирожденной Терпеливой Гризельдой, а Сайан никогда не нравились такие Гризельды. Но к Филлис она относилась тепло, и потому ее раздражение повернулось против ее самой.
— О, оставайся, если хочешь, — сказала она, — но помни, что это всего лишь временная работа, не особенно привыкай к ней.
Сайан вернулась в салон и занялась почтой. В промежутке между обслуживанием покупателей и ответами на телефонные звонки она подошла к секции, где у них продавались кольца, и выбрала три колечка, которые ей нравились больше других. Она положила их на письменный стол, и тут прозвенел звонок. Это был Барни, и она метнулась в студию — инстинкт подсказал ей стряхнуть кольца в выдвижной ящик стола, чтобы он не увидел.
Но она этого не сделала. А с какой стати? Пошел он к черту! Потом, может, он направляется не к ней, а в дом. Но он зашел в студию.
— Чем могу быть полезна?
— Думаю, мало чем. — Он бросил взгляд на кольца. — Опалы приносят несчастье.
— Только не мне, я Весы.
— Это ты себе выбираешь?
— Сужаю поле поиска. — Одно из колец было сделано в виде трех маргариток, с дроблеными рубинами в окружении дробленых бриллиантов, и ей показалось, что оно нравится ей больше других. Потом еще было кольцо с опалами — три камушка в золоте, и еще кольцо с сердечком из мелкого речного жемчуга.
— А жемчуг к слезам, — сказал Барни. — Ты уже уволила Филлис?
— Нет, и не буду. Она знает ситуацию, я ей все сказала.
— Никаких сцен не было?
— Ничего для твоих записных книжек. Ты был бы разочарован — она приняла все очень спокойно.
— Ну естественно, как же еще, — сказал Барни. — Она знает свое место, эта маленькая Филлис. Она — атавизм викторианских времен. В ее глазах хозяин — господин — всегда прав, что бы ни делал. — Он взял колечко с жемчугом, надел ей на средний палец, держа ее руку так, словно она была манекеном в витрине, и критически осмотрел. — Мило, — произнес он.
— А мне не нравится, — ответила Сайан. Она резко стряхнула с пальца кольцо и взяла в руку два других. — А что, ты сегодня утром не работаешь? Я-то думала, что ты будешь теперь строчить как сумасшедший, чтобы нагнать то время, что ты пропустил, развлекая Натали.
Барни радостно усмехнулся:
— Пропустил? Да ты, вероятно, шутишь. Нет, сегодня я не работаю, я собирал вещи.
— Уезжаешь?
— Да. Я пошел сегодня в комнату Нелл и вдруг, ни с того ни с сего, прямо в середине дня, понял, что чувствую себя прекрасно, что у меня все прошло и я вполне здоров и могу возвращаться в свою естественную среду.
— А это не влияние Натали? Я хочу сказать — когда она была здесь в прошлый раз, ты так рвался вернуться.
— В прошлый раз, — сказал он, — я не мог. А теперь могу.
— Что ж, хорошо. Полагаю, ты знаешь, что делать. Ты ведь подождешь Лэнгли, чтобы попрощаться с ним, да?
— Я со всеми попрощаюсь, — заверил ее Барни.
— Правильно, — сказала она. — Иди попрощайся, а Филлис, я думаю, поможет тебе уложить вещи.
Томми Пул из фирмы «Пул и сыновья» подъехал к салону к двум часам, чтобы отвезти Барни в Лондон. Томми был очень рад. Он должен был остаться на ночь у Барни, а вернуться только утром. Плата выходила очень хорошая, а вечером он мог сходить куда-нибудь в Лондоне, так что он улыбался от уха до уха, как Чеширский кот.
