Едва заметив это, я возмущенно продолжала:
— Никогда не слышала большей глупости! Это как тогда, когда я в первый раз встретила Саймона. Он сказал, что никто не поверит, будто мы с Марией сестры, и я ужасно обиделась. Но он не имел в виду того, что подумала я. Он…
Теперь большая рука была очень занята, крутя в пальцах чайную чашку.
— Кстати, как он поживает?
— Не знаю. Я даже не знаю, вернулся ли он в Дублин. Но я этого ожидала.
— Почему?
— Потому что он не тот человек, который может предложить нечестную сделку. Он не свободен, чтобы жениться на мне, и этим все сказано. Кстати, ты нарочно дал маме подумать, что жена Саймона умерла?
— Я… — Он, казалось, был поражен. — Думаю, я мог случайно так сделать.
— Но ты знал, что она ушла от него?
— Э… да, — медленно согласился он, почему-то с неловкостью. Смешной Кен. Как мои родители — хотя и как я в какой-то степени. Я считала, что браки не должны распадаться. Но неудавшийся брак Саймона — не его вина, и так несправедливо, что он должен всю жизнь расплачиваться за него. Кен пристально смотрел на меня:
— Ты очень любишь его, да?
Я хотела сказать что-нибудь умное, вроде того, что да, но что я не собираюсь ждать несбыточного. Но тут я вспомнила лицо Саймона, и чувства одержали верх.
— О Кен, — с отчаянием сказала я, отворачиваясь, — я старалась забыть, но все же я так его люблю…
Было условлено, что на следующее утро я поеду в город с мистером Фрейзером, потому что Кену надо было уезжать по делам и он должен был уйти в половине восьмого.
— Теперь можете сами его разбудить, — сказал мне его отец, и в положенное время я услышала звонок будильника, но больше никаких звуков не последовало. Я постучала в дверь, но ответом мне было сонное бормотание. Наконец я заглянула в комнату. Он все еще был в кровати.
— Эй, там! Уже понедельник. Нельзя залеживаться!
— А мне нравится.
— Кен! — Я подошла и сдернула с него одеяло. Он сел, волосы торчком во все стороны, и огрел меня подушкой. Я была этому рада, потому что со вчерашнего дня он опять казался отстраненным.
— Не знаю, что делать с Хелен, — признался мистер Фрейзер, когда мы выехали. — Ее не будет до апреля, но она меня не простит, если я отпущу парня до того, как он повидает ее.
— Куда?
— А он вам не сказал? Они хотят снова отправить его за границу. Только не говорите никому. Это еще неофициально.
Я вдруг расстроилась. Неофициально… но я знала, что он поедет. Наверное, тоже ухватится за свой шанс, ведь Дублин теперь связан для него с неприятными воспоминаниями. Вдали отсюда он легче забудет Фиону и, может быть, найдет себе другую.
День был долгим. Я выпила чай в ресторане и навестила всех своих. Дэвиду предстояло еще ненадолго остаться в роддоме, но мама надеялась, что они вернутся домой в следующее воскресенье, и поскольку Марии дали неделю отпуска начиная с четверга, она мне поможет. Я решила завтра и сама вернуться домой. Надо было многое сделать, а теперь, когда не было больше волнений, это будет легко. И Линду можно вернуть.
В тот вечер я не видела Кена. Он поехал из Лонгфорда на встречу в городе и сказал, что может задержаться. На следующее утро он вполне спокойно выслушал мои планы.
— Ну, если ты хочешь сделать так, я отвезу тебя сегодня вечером.
— Кен, — отважилась я, когда мы ехали на работу, — это правда, что ты уезжаешь?
— Мой отец! — Он поднял глаза вверх. — Я мог бы догадаться.
— Это правда?
— Это еще не решено. Поэтому я не мог сказать тебе.
Вечером он отвез меня и Лулу домой, отказался зайти и выпить кофе или еще чего-нибудь, снова спросил: «Ты уверена, что с тобой все будет в порядке?» — и собрался уезжать.
— И что ты чувствуешь по отношению к своему предстоящему отъезду? — вырвалось у меня.
На этот раз, вместо того чтобы напомнить мне, что еще ничего не решено, он философски заметил:
— Ну, это мой пятый переезд за тринадцать лет, так что я вроде как привык.
— И ты так и не можешь мне сказать, когда и куда едешь?
— Я не должен бы. Но скажу. В начале следующего месяца. В Веллингтон.
— Веллингтон? Новая Зеландия?
— Именно.
Я думала об Индии или Пакистане, Канаде или Штатах. Новая Зеландия никогда не приходила мне в голову. Новая Зеландия! Целых полмира отсюда.
— А ты должен ехать?
— Думаю, что да, — сказал он твердо и так радостно, что я почувствовала себя идиоткой. Он хотел уехать, и это было правильно — и хорошо.
На следующее утро, жаря тосты, я заглянула в таблицу разницы во времени. Новая Зеландия была на двенадцать часов восточнее Гринвича, такое же время было только на островах Фиджи. Даже Япония опережала нас только на девять часов. Западный Пакистан на пять. Я укусила тост, и у меня во рту что-то хрустнуло — пломба из переднего зуба.
Глава 14
Вполне разумно, что, когда мне понадобилась профессиональная помощь, я обратилась к Саймону. Мама вчера сказала, что видела его фотографию в газете. Три месяца назад — хотя мне кажется, что с того момента прошла вечность, — я сидела за столом и пыталась придумать отговорки, благодаря которым мне бы не пришлось идти на прием к дантисту. Но сейчас все совсем наоборот. Я сидела и молила Бога: «Господи, Ты всегда отвечал на мои молитвы. У меня к Тебе всего-навсего маленькая просьба. Я не прошу Тебя совершить чудо, оно не потребуется. Сделай так, чтобы я была назначена на прием к Саймону последней».
— Вы не могли бы подойти в двадцать пять минут шестого? — спросила меня новая секретарша.
Розовощекая девушка, примерно одного возраста с Марией, проводила меня до приемной.
— Мистер Порритт не заставит вас долго ждать, — заявила она.
Я присела. В пять тридцать открылась дверь кабинета, и оттуда вышел брюнет в белом халате:
— Кон! Как здорово. Я собирался тебе позвонить. Почему она мне не сказала?
— Должна была, — ответила я в изумлении. — Я пришла поставить пломбу.
— Пломбу? — Его брови удивленно поползли вверх. — А, понял. Мисс Хиллсон — это ты. — В его глазах искрилось веселье. — Она новенькая, — со вздохом сказал он.
У меня было ощущение, что я попала домой.
— Садись в кресло. — Он начал обследовать мой зуб. — Я не думаю, что надо делать укол. — Он приготовил стакан воды.
Сверло зажужжало, и струя холодной воды ударила по моему зубу. Было совсем не больно. Но в любом случае я бы навряд ли заметила даже жуткую боль. «Я собирался тебе позвонить». Как будто у него на это было право.
