— Но я это делала! Я делала это! — В отчаянии от его бестолковости она сжала руки. — Я звонила, но вас не было на месте, а у меня это была последняя возможность связаться с вами перед тем, как вы улетели в Чикаго.
Со смесью гнева и отчаяния она продолжала говорить. Слова текли неконтролируемым потоком. Все нотации, предупреждения, добрые советы, которые в прошлом Роджер так щедро изливал на ее голову, сейчас вернулись к нему, умноженные на ее глубокое чувство. На него вылилось все: и ее так долго и тщательно скрываемая любовь, и преувеличенная вежливость, все эти «да, мистер Карсон», «простите, мистер Карсон», горькое разочарование от того, что она так и не получила единственную награду — свидание на лыжах в горах Святого Лаврентия — все это собралось в гневный поток слов, которые волнами накатывались на бесстрастную фигуру мужчины, стоящего перед разъяренной девушкой.
— У вас бесконечный запас советов. С первого момента, как вы увидели меня в классе, я была для вас только ученицей. И даже сейчас. «Ложитесь раньше спать», «не делайте того», «не делайте этого»… Но иногда… — Вдруг голос неожиданно подвел ее. Вместе того чтобы и дальше храбро обвинять Роджера, губы ее задрожали, и сквозь рыдания она прошептала: — Иногда инструктор… он тоже должен учиться.
Памела остановилась, ее атака захлебнулась ее же слезами. Теперь она ждала неизбежных встречных обвинений. Но этого не произошло. Он все еще стоял, сложив руки, и молчал. И, не отрываясь, смотрел на девушку.
В комнату с лестницы донесся шум шагов, уничтожив возникшую между ними тишину. После осмотра нового астролайнера, разговаривая и смеясь, возвращались два экипажа — закончилась короткая передышка в работе.
Она оказалась слишком короткой. Вокруг них, разбросанные по всей комнате, лежали невидимые осколки их хрупких отношений, которые, казалось, невозможно уже собрать вместе. Как только повернулась ручка и распахнулась дверь, Памела сказала то, что, по-видимому, означало «прощайте»:
— А теперь мне надо идти в пищеблок.
Отвернувшись от него, она пошла к двери сквозь входящую группу людей и дальше в пустой коридор.
На этот раз одна, Памела спустилась по лестнице, прошла сквозь беспорядочно движущуюся толпу и открыла дверь, ведущую к месту стоянки самолета, на которой было написано: «Только для персонала».
Холодный солоноватый ветер, дувший со стороны песчаных дюн за аэропортом, коснулся ее пылающих щек. Наклонив голову, она побежала через летное поле к пищеблоку.
Вскоре все приготовления к полету были закончены. Ответственность за благополучие пассажиров помогла ей собраться. Этот ее автоматизм сработал как дополнительная поддержка; личное несчастье было отодвинуто в сторону мелкими проблемами, возникающими вокруг предстоящего полета. Памела работала с еще большим вниманием, терпением и энергией.
После взлета она смотрела из окошка в кухне, как уменьшалась и становилась все менее четкой береговая линия Северной Америки, пока совсем не исчезла в сером однообразии моря и неба. После этого она вышла в салон. Пассажиры читали книги, огромные нью-йоркские газеты, писали письма или готовились ко сну. Инстинктивно, как опытный педагог, она поняла, что проблем у нее не будет.
В кабине пилотов командир обернулся к ней и сказал:
— Добрый день, мисс Хагис. Попутный ветер. Летим прямо на Лондон. И много пассажиров. — Он улыбнулся, как бы желая добавить: «А что еще нам надо?»
«Очень много», — грустно подумала Памела. Но вслух она спросила с улыбкой:
— Когда мне подавать обед, сэр?
Позади нее штурман писал в навигационном журнале, находившемся в его ведении: «Поднимаемся на высоту девятнадцать тысяч футов на широту Лондона…»
Начался рейс домой.
Через пять часов весь самолет, кроме кухни и туалетов, погрузился в голубоватый полумрак. Навигационные огни, красный на левом крыле и зеленый на правом, чертили двухцветный след в темном холодном небе, светясь, как искусственные безделушки на фоне черного свода, усыпанного алмазами.
Выхлопные трубы четырех моторов, ревевших в унисон, оставляли за собой золотисто-желтые хвосты. Известная штормами и непредсказуемостью Северная Атлантика подарила им идеальную ночь с попутным ветром и чистым небом.
Время от времени Памела проходила по салону, смотря на безымянные и безликие кули, в которые превратились ее пассажиры. Никто даже не пошевелился. Она подняла с пола несколько журналов и положила их в стопку на столик в конце салона. Потом села, решая, когда ей приготовить свежий чай для экипажа.
Делать было нечего, и она задумалась, мысли ее улетели далеко от работы. Слегка дрожал самолет. Пассажиры спокойно спали. Впереди привычно и добросовестно работал неинтересный для нее экипаж, налетавший уже многие миллионы миль.
Памела вздохнула, покорившись судьбе, и снова вернулась к последнему эпизоду с Роджером Карсоном. Смотря на темное небо, она думала, что в этом полете было что-то необычное. Ощущение конца. Темное стекло иллюминатора превратилось в зеркало. Памела увидела в нем свое отражение и поразилась бледности своего лица.
За этим отраженным лицом где-то далеко в бесконечном небе летел другой самолет. Еще один плывущий остров, освещенный изнутри бледно-голубым светом, тоже летел домой. Новый астролайнер взлетел через полчаса после них, поэтому он не должен быть далеко. Его моторы разрезают то же самое небо. Следя за ними, двигая то один рычаг, то другой или глядя сосредоточенно на показания приборов, в нем сидит Роджер Карсон.
Памела попыталась опять вызвать в себе гнев против него за его отношение к ней, за властные манеры. Ничего не получилось — в ее душе шевельнулся только слабый протест.
Но под постоянное жужжание пропеллеров летели минута за минутой, и даже — этот тлеющий гнев остыл, постепенно превратившись в ничто, и исчез. Тогда Памела начала сожалеть, что так неожиданно взорвалась тогда в комнате для экипажей.
Но разве он не заслужил этого? Ведь совершенно невозможно, чтобы девушка могла бесконечно покорно выслушивать его приказы, советы, лекции и нотации. Неизбежно должен наступить момент, когда произойдет взрыв.
Теперь к Памеле снова стало возвращаться неожиданное подозрение. Она знала свои чувства к Роджеру. Знала, что он был сильным и добрым, был самостоятельным и очень целеустремленным. Интеллигентный, честный, уважаемый всеми в авиакомпании. Это не тот человек, который слушает сплетни, дает бесполезные советы или делает бессмысленные выговоры. И не человек, оказывающий неожиданную поддержку и произносящий добрые слова. И конечно, не такой, чтобы без единого слова принимать гневную вспышку разъяренной девушки.
Если только не…
Но, конечно, это невозможно. Чем больше обдумывала это предположение, тем более невозможным оно казалось. И тем не менее Памела всегда чувствовала, что нравится ему. Если же за этим стоит что-то более серьезное, то тогда все можно объяснить. Это странное, несоответствующее образу этого мужчины поведение.
