– Я подумал о том, как коротка и быстротечна жизнь. Томас выглядел таким подавленным, что Джасмин захотелось утешить его. Внезапно она поняла:
– Ты говоришь о Найджеле?
Томас закрыл глаза.
– Да.
– Вы были очень близки?
– И да и нет. В детстве мы были неразлучны, а потом он стал настоящим ублюдком… прости, отъявленным хамом. Но он опять изменился. В тот день, когда ты ударила меня, помнишь?
Несмотря на печаль в голосе Томаса, Джасмин улыбнулась.
– Мы никогда не были друзьями, но потом странным образом сблизились. Нас можно было бы назвать соперниками. Найджел во всем старался превзойти меня. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что обязан ему всем, что во мне есть хорошего. Он заставлял меня бороться, быть более упорным, пробудил во мне дух соперничества. Когда-то он сказал мне, что я слишком часто игнорировал его, Потому что о лошадях думал больше, чем о семье.
Томас посмотрел на свои сильные ладони. У него были не изящные, изнеженные руки аристократа, а выносливые, привычные к физическому труду. Тыльную сторону ладони на левой руке пересекал длинный и довольно уродливый розовый шрам. Джасмин не замечала его раньше.
– Я думал, он шутит, а он действительно взял в ту ночь мою только что купленную кобылу. А потом я потерял его в парке. Ему не следовало туда ездить. Когда его принесли домой, он выглядел ужасно – весь в крови, стонал от боли, – но я настоял, чтобы меня пустили к нему. Он извинился передо мной. Господи, он просил у меня прошения за то, что взял без спросу лошадь. Я ужасно разозлился и спросил, какого черта он поехал в парк в столь поздний час.
Джасмин замерла.
– И что он ответил?
– Сказал, что встречался с девушкой.
Сердце Джасмин отчаянно забилось в груди. О Господи, неужели Томас имеет в виду ее?
– А он сказал что-нибудь еще?
– Нет. Он потерял сознание. Больше я его живым не видел. Доктор сказал, что началась инфекция, которая и убила его.
Томас с минуту смотрел на воду.
– Иногда он бывал невыносим. Но ведь он был моим братом. Единственным. Я очень по нему скучаю. Часто вспоминаю наши ссоры, но это не помогает. Мне его ужасно не хватает. Иногда, когда в доме никого нет, кроме меня, мне кажется, что я слышу его смех. Но потом я одергиваю себя и говорю, что никогда больше его не увижу. – В голосе Томаса слышалось неподдельное горе.
Горло Джасмин сдавило от переполнявших ее эмоции «Мне жаль, Томас, – обращалась она к нему в беззвучной мольбе. – Господи, как мне жаль. Ты никогда не был таким, как он».
– Когда он умер, я поклялся себе, что приложу все силы, чтобы защитить свою семью и сделать Мэнди счастливой. Я погубил Найджела и не хотел, чтобы подобное случилось с кем-то из моих родных. – Томас провел рукой по волосам, взъерошив темные пряди. – Теперь ты понимаешь, Джас, семья для меня всегда на первом месте. Иначе я не могу.
– Понимаю, – произнесла девушка, ощутив, что боль в сердце усилилась.
А она отказалась от своей семьи, от матери и отчима. Сводные брат и сестры тоже остались в Англии. А она плыла теперь на встречу с другой семьей, навстречу своему прошлому. Преданность Томаса семье заставила ее почувствовать себя так, словно она лишилась чего-то очень дорогого.
Отчаянно желая сменить тему, Джасмин заговорила о Египте. Молодой человек постепенно расслабился и даже слегка оживился. Томас, казалось, совсем забыл о недавней печали, когда Джасмин начала расспрашивать его о первых впечатлениях. Девушка в восхищении слушала его оживленный рассказ о местах, которые они посетили, об истории ступенчатой пирамиды.
– Ты знаешь о месте моего рождения гораздо больше, чем я, – рассуждала девушка, пока стюарды стелили на стол скатерть и ставили блюда с едой.
Молодые люди беседовали, угощаясь свежими апельсинами, яйцами, гренками и кофе. В воздухе почувствовалась прохлада. Томас намазал гренок апельсиновым джемом и с удовольствием съел. Джасмин шаловливо улыбнулась.
– Какой же ты, оказывается, сластена. Я сразу заподозрила, что это ты съел все финики, которые нам оставил после ужина стюард.
– Виноват, – признался Томас, подмигнув девушке. Джасмин с замиранием сердца наблюдала за тем, как Томас медленно облизывает с нижней губы джем. Не в силах оторвать взгляда, она чувствовала, как ее мало-помалу охватывает возбуждение. О да, она знала, каковы на вкус эти полные чувственные губы. А как изысканны его ласки! Как же ей хотелось, чтобы он вновь прижался к ее губам.
– Джас, почему ты так смотришь?
Захваченная врасплох, девушка энергично принялась за еду, чтобы скрыть смущение. А когда она подняла глаза, то заметила, что Томас наблюдает за ней с не меньшим возбуждением. Но потом он опомнился и перевел взгляд на Нил.
Когда восходящее солнце прогнало ярко-розовую пелену, расцвечивающую небо, заработали двигатели, и непрерывный лязг нарушил гармонию и спокойствие урождающегося дня. Пробасил гудок, раздался надрывный звон рынды, и гребные колеса тотчас же превратили воды Нила в белую, похожую на кружево пену.
Выходившие на палубу пассажиры бросали взгляды на Джасмин и Томаса. Симпатичный молодой человек, которого Джасмин видела в отеле, указал на нее, а потом помахал рукой и улыбнулся. Девушка улыбнулась в ответ.
Томас неодобрительно посмотрел на свою спутницу, а ее знакомого буквально уничтожил взглядом. Молодой человек поспешно пошел прочь, и Томас еще некоторое время недобро смотрел ему вслед, точно лев, охраняющий свой прайд. Это зрелище немало позабавило Джасмин. Томас выглядел, как настоящий собственник.
– Довольно грубо указывать на людей пальцем в арабской стране, – заметил он, отпивая кофе. – Но большинство европейцев и британцев либо не знают этого, либо просто не уважают традиции другой культуры.
Джасмин потянулась за маслом, но ее рука замерла.
– Ты говоришь о своих соотечественниках довольно пренебрежительно.
– Пренебрежительно? Я обожаю свою родную Англию. Но меня передергивает при виде того, как некоторые из англичан ведут себя за границей. В любой стране нужно держаться уважительно. Ты заметила, как англичане обращаются с египтянами в Каире? Помнишь тот случай с цветочницей?
Джасмин помнила. То происшествие очень взволновало ее, хотя она и ожидала чего-то подобного. На улице возле отеля хрупкая девушка всегда торговала розами и жасмином. С ее миловидного лица никогда не сходила приветливая улыбка. Джасмин, Томас и дядя Грэм собирались уезжать на пристань, когда стали свидетелями неприятной сцены. Цветочница предлагала англичанину купить розу для его супруги. Но мужчина, вскипев от негодования, грубо бросил: «Отвяжись от меня, грязная попрошайка!»
Покрасневший от стыда дядя Грэм купил тогда все цветы, что были у девушки. Они и сейчас наполняли своим ароматом каюты путешественников – душистые розы и ветки жасмина, расставленные в изящные вазы.
