– Простите, – робко замечает Мали, – в пизду он ко мне вовсе не заходил, он ёб меня только в жопу.
– Ну, в таком случае, деточка, я ничего не в состоянии определить по запаху, моё искусство касается только передней стороны женщины.
Робби с выражением нескрываемого разочарования высматривает вокруг мужчину, который испортил ему всё дело и так и остался неузнанным.
Между тем занавес снова поднимается, в зале гаснет свет. В центре ярко освещённой сцены на красном ковре лежит совершенно обнажённая Мицци Веверка, широко раскинув ноги, а над ней, так что груди обеих соприкасаются, размещается другая красивая как картинка женщина с локонами чёрных волос. Они лежат тихо, но при первых же звуках марша, исполняемого оркестром, они мгновенно переворачиваются валетом и погружают языки в пизду подруги. Эта смена позиции, этот разворот тел, которые ещё секунду назад лежали грудь в грудь, а теперь голова каждой оказывается между ногами партнёрши, произошёл столь стремительно, что кажется просто невероятным чудом, свершённым по мановению волшебной палочки. А ведь тут на подмостках лежат два человека, если, конечно, в подобной ситуации вообще позволительно говорить о них как о людях, с точки зрения нормальных людей. Ибо то, что лежит там выставленным напоказ, является лишь парой похотливых, ёбаных-переёбанных, вечно находящихся в поисках хуя баб, готовых на всё, причём в данном случае выражение «баба» по отношению к ним ещё слишком мягкое. Это воплощение ненасытной похоти. Вокруг, на сцене и в зале, погашены все светильники, и только один прожектор держит в луче занимающихся любовью женщин. Разглядеть что-либо в деталях почти невозможно. Видны только два белых, красивых тела, жадно приникших к пиздам друг дружки виновниц мужского счастья, которые, правда, на сей раз демонстрируют нечто совсем иное.
От этого зрелища Пеперль снова охватывает сильное возбуждение. Она влюблена в пизду Мицци Веверки, и её переполняет досада и распирает ревность от того, что не её язык обрабатывает сейчас эту красивую сочную манду. Есть для досады и ревности и другие причины. Ибо Пеперль чувствует, что не она уже находится в фокусе всеобщего интереса. Есть здесь, оказывается, и другие, приковывающие к себе внимание всех присутствующих, ведь даже глупенькая Мали умудрилась пережить особое приключение и поеблась в жопу, чего с ней самой ещё не случалось. Нужно непременно что-нибудь предпринять, чувствует Пеперль, так или иначе, но ей во что бы то ни стало необходимо вернуть интерес к себе и снова стать душой общества. Ибо с сегодняшнего вечера начнётся её карьера, с этого момента она намерена начать восхождение к вершине успеха и ступенями при этом восхождении должны стать постели мужчин – любителей женского тела. Но если она хочет добиться этого, то её лицо и фигура, её бесстыдная дерзость и знаменитое имя должны навсегда врезаться в память присутствующих мужчин. Пеперль Мутценбахер, Жозефина Мутценбахер Вторая, как ещё совсем недавно окрестили её, эта Пеперль Мутценбахер должна во всём проявлять индивидуальность и придавать всему только одной ей присущий оттенок, она должна даже превзойти свою знаменитую мать.
Решительно соскальзывает Пеперль с коленей Эрнстля. И едва лишь опускается занавес, закрывающий тяжело дышащую бабскую парочку, девочка твёрдым и уверенным шагом направляется к подиуму, на котором расположился оркестр. Жестом руки она призывает музыкантов к молчанию и затем, чтобы привлечь к себе внимание публики, издаёт пронзительный крик.
В зале воцаряется тишина, взгляды всех устремлены вперёд, где стоит очаровательная девчушка в коротенькой, едва прикрывающей стройные ноги юбочке, вызывающе выставив налитые как два яблока грудки. Пеперль делает несколько танцевальных па. Девочка никогда не училась танцевать, но это умение у неё в крови. Капельмейстер приноравливает звучание своей скрипки к её ритму и, ощутив его, выводит нежную и ласковую мелодию. Пеперль ни секунды не колеблется и не раздумывает, но каждое движение выглядит так, словно она часами отрабатывала его. Она импровизирует на ходу, экспромтом исполняя какую-то пантомиму, но каждый сразу понимает, о чём она хочет рассказать этим танцем. О девочке, которая лишается девственности.
Крепко прижимает она руки к маленькой пиздёнке, отшатывается от незримого нападающего и всё снова и снова поднимает юбчонку, чтобы убедиться, цела ли ещё её пизда. Она разыгрывает комедию стыдливости и бесстыдства с таким вкусом и вдохновением, что у некоторых зрителей туго напрягаются их балованные члены. Она отбивается от воображаемого мужчины, потом всё же поддаётся напору, всё время испуганно отшатываясь назад, но, в конце концов, уступает безудержному влечению и отдаётся. Колени у неё подкашиваются, ноги раздвигаются приглашающим жестом. С закрытыми глазами принимает она в себя внушающий страх и одновременно страстно желанный могучий стержень. На лице её отражается боль первого удара и затем медленно растекается благостное удовольствие, пока она, наконец, не обретает выражение восторженного экстаза. Более нежными, плавными становятся её движения, руки, закрывающие глаза, Пеперль, умиротворённо растворившись в блаженстве, теперь опускается вниз…
Пеперль не догадывается ещё, что представленное ею сейчас на сцене – маленький шедевр.
– Ура! Ура! Да здравствует Пеперль! Браво Пеперль!
Разражается буря аплодисментов. Господа толпой устремляются к подиуму, срывают Пеперль вниз, она перелетает с рук на руки. Повсюду она ощущает прикосновение к телу жадных рук и губ. Ни одно пятнышко его не оставлено без внимания. Её юбчонка разорвана на клочки и клочки эти мужчины разбирают на сувениры. Туфли тоже потеряны. Они наверняка втихомолку припрятаны кем-то из опьянённой массы беснующихся людей, чтобы позднее в интимном кругу использовать их в качестве бокала для шампанского: туфелька самой Пеперль, новой звезды блядства на небосклоне столицы! Какой-то проворный жуир сорвал у неё с головы кепи, и теперь без сомнения будет дома или перед друзьями нахлобучивать его на кончик и в припадке фетишизма в мечтах представлять себе, что там внизу голова маленькой Мутценбахер, вылизывающей ему хуй.
Но Пеперль хохочет, она теперь совершенно точно знает, что сегодня всё завершилась удачей и ей улыбнулась фортуна, сегодня она стоит в начале своего жизненного пути в качестве фешенебельной шлюхи. Что принесут с собой последующие дни и недели? Пеперль надеется на изобилие в будущем больших и славных хуёв, которые она оседлает, и, что ещё важнее, на солидные деньги, которые добудет ей вороватая пиздёнка между ногами.
Пизда, жопа, рот, ебня и вылизывание, незнакомая ей до поры до времени ебля в жопу, и масса заработанных таким способом денег пока остаются для Пеперль только некой идеей.
– Мне принадлежит девчонка, только мне одному, – кричит граф Аристид, ибо даже у него хер чудесным образом отвердел. – Я намерен сегодня же её выебать.
– Нет, она принадлежит мне, – кричит Эрнстль, – она ещё сегодня должна познакомиться с папочкиным хуем.
Все кричат, перебивая друг друга.
Тогда один пожилой надворный советник, до сих пор ничем не проявлявший себя, предлагает:
– Мы просто разыграем на аукционе эту лучшую в Вене пизду.
