Флип полон решимости через три месяца, в течение года, добиваться статуса партнера в юридической фирме, где сейчас работает. Так что жизни у него нет. Он ночует в офисе, на стопке кодексов, и едва успевает изредка заказывать себе еду. Он должен доказать, что способен пожертвовать всем ради зарплаты и амбиций. Его коллеги надеются, что по окончании битвы от него хоть что-то останется. Редкие свободные дни, которые ему выпадают, он тратит на «разрядку», как он сам выражается, которая, по сути, сводится все к тем же алкоголю и наркотикам, как и раньше.
— Хочешь не хочешь, а жизнь продолжается, Бен, — для пущей убедительности Флип постукивает пустой бутылкой по моей шаткой барной стойке. Если они не сбавят темп, то через двадцать минут мой запас иссякнет.
— Теперь твоя очередь. Как поживаешь? Тебе удалось измениться в этой своей камере?
Я рассказываю им обо всем. О чудовищно монотонном начале. Об ожидании. О надзоре. О пациентах. Их характерах. О видах расстройства личности и сопутствующих им анекдотах. О Смюлдерсе и его грязных делишках. Я рассказываю о боли, о забавах и, наконец, о себе, о своем перерождении. Я сам удивляюсь, каким гладким получился мой рассказ.
— В первые годы своего заключения я пребывал в прострации. Я был парализован до тех пор, пока не поменял ход своего рационального мышления. Лишь честно признав свою вину, я задумался об ее причинах. Это осознание повлекло за собой стыд и страх. Но зато у меня появилась цель. Не упустить свой второй шанс. Я чувствовал, что так надо. Была причина, и было следствие. Уже тогда я ощутил себя свободным. Я познал себя, со всеми своими недостатками.
Не стоит ожидать от Грегора и Флипа хоть капли сочувствия. Во всяком случае, они меня не перебивали. Еще никогда я не формулировал свои мысли столь лаконично. Но все сказанное мною вполне искренне. Я достаю две новые бутылки пива. И тут Грегор ухмыляется. Открывая пиво, он бросает взгляд на Флипа. Потом начинает гоготать. Что-то явно не так.
— Мы все-таки должны кое-что тебе рассказать, Бен, — говорит Грегор с презрительной улыбочкой.
Флип советует мне присесть. Я продолжаю стоять. Прислонившись к стене. Допивая свою первую бутылку, я спрашиваю:
— Что происходит?
— Ты не совершал никакого преступления. Ты, бесспорно, круглый идиот, достойный лечения в психушке, но никакую девушку ты и пальцем не трогал. Ты не преступник. Ты невинен как младенец. Я надеюсь, ты не думаешь, что и в самом деле что-то натворил?
Ничего не понимаю. К чему они клонят? Это не правда. И совсем не смешно. Что за чушь?
— Темноволосую девушку, демона, зовут Иммеке. Она тоже с Терсхеллинга. Она занимается видеоискусством и малость чокнутая. Она согласилась свидетельствовать против тебя. Лжесвидетельствовать. Ты к ней не прикасался. Это была часть плана.
— Какого плана?! Вы в своем уме? Что за бред ты несешь? — у меня заныло под ложечкой. Надо успокоиться. — Заткнись, Грегор!
— Белокурая девица, ангел, приехала из Польши. Шлюшка без документов и по уши в долгах. Ты ее трахнул, после чего ее избили ее соотечественники, которым мы щедро заплатили твоими деньгами. К тому времени ты уже был в отключке и потому ничего не запомнил.
Слово берет Флип. Он все подтверждает. Значит, Флип знал. Флип тоже к этому причастен. К этому абсурду.
— Они обе заявили на тебя в полицию. Дав одни и те же показания. У одной из них под ногтями была твоя кровь. Нашли и твою сперму. После чего тебя арестовали. На самом деле мы были уверены, что этим все и ограничится. Мы хотели хорошенько тебя припугнуть. Хотели опустить тебя на землю. Но потом вдруг дело дошло до суда. Наша затея вышла из-под контроля. Похоже, из твоего преступления устроили показательный процесс. Это не входило в наш сценарий, мы думали, что ты отделаешься общественными работами. Не могли же мы во всем признаться, верно? И потом, скажи честно, ведь наш план сработал? Ты изменился и возродился, сам только что подтвердил. Благодаря нам ты исцелился!
Я стою в другом конце комнаты и хватаюсь за голову. Меня тошнит. Я ничего не понимаю.
— Вы рехнулись! Зачем вы это сделали? Как вы могли? Это же бред сумасшедшего!
— Зачем? — Грегор поворачивается ко мне. — Чтобы тебе помочь, разумеется. Ради тебя старались. Логично, по-моему. Ты пребывал в других сферах, Бен. И не собирался возвращаться на землю. Ты жил в вакууме. Мы должны были тебя заземлить. Ты был нашим Космическим ковбоем. Ты обитал в своем воздушном пузыре, зациклившись на собственном Я. Ты только и делал, что жаловался на свое бессодержательное существование. Вот мы и решили вмешаться. Придумали способ, как тебя вылечить. Так поступают настоящие друзья. Ты видел статуэтку, которую я прислал в больницу? Накаченный воздухом ковбой в психиатрической больнице для преступников.
— А, вот что я должен был увидеть? У тебя такой юмор, да? Значит, я твоя стеклянная статуэтка? Лицемерные кретины! Вы спятили! Стало быть, вы подставили ту девушку? Неужели вы на такое способны? Кто вы после этого? Что вы из себя представляете? И как это называется?! Вы сами устанавливаете себе правила? Ты сам себе судья, Флип? А ты думаешь, что действительно стал Богом, ГреБог? Вы сумасшедшие! Это вам надо в психушку, а не мне! Это вас надо лечить!
— Успокойся, Бен. Грегор прав. Ты был высокомерным хвастуном. В какой-то момент с тобой стало невыносимо. Даже тебе самому. Ты медленно себя разрушал. Ты ничегошеньки не хотел и лишь напивался до чертиков. Мы же твои друзья, и мы должны были что-то предпринять. Нам хотелось тебя вразумить, объяснив, что не все в этой жизни преподносится на блюдечке с голубой каемочкой. Вот мы и решили преподать тебе урок. А что нам оставалось делать? Ты бы на нашем месте поступил точно так же.
— Но вы могли бы поговорить со мной! Это же твоя профессия! Не думаешь, что разговор по душам был бы эффективнее, чем четыре с половиной года тюрьмы! Гуманнее!
И пока я ору, я начинаю верить, что они действительно на такое способны. Возможно, это был их ход в нашей безрассудной игре с позиции силы.
— Ты так считаешь? — Грегор сам достает еще одну бутылку из моего холодильника. Неудивительно. Если он вот так запросто распоряжается моей жизнью, что может помешать ему открыть дверцу моего холодильника. — Сомневаюсь. В каком-то смысле мы твои создатели. Я тебя создал. Ты мое творение. Я художник. Ты был сырым материалом, в который я вдохнул жизнь. Я стеклодув. Ты же сам утверждаешь, что чувствуешь себя лучше. Ты же сейчас «свободен»? Ты мое величайшее творение. Шедевр из плоти и крови. Я шаман, вызывающий дождь. Ты был всего лишь зародышем. Я вызвал дождь и грозу. И вот ты стал человеком! Где благодарность? Ты что, не видишь — это настоящее искусство!
Флип становится рядом с ним. Разводит руками и пожимает плечами. Он тоже хочет что-то сказать. Передо мной маньяк, чокнутый маньяк. Но до меня, похоже, это не доходит. В оцепенении я жду, когда он раскроет рот. Каждое слово звучит как пушечный выстрел.
— Ты сам этого хотел, Бен. Ты нас об этом просил. Умолял. Тебе было душно в твоем окружении. Ты подыхал со скуки. Ты нам все уши прожужжал. Ты хотел чего-то экстремального. Приключения. Заварушки. Пожалуйте! Ты заказываешь, мы исполняем! А сейчас строишь из себя обиженного. Это было твое желание. Почему бы тебе не сказать нам спасибо?
