Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
Что записывает Рувим Израилевич в черновой блокнот. J’ai vraiment l’esprit de l’escalier[18], старый кретин. Уже поставив подпись на заключении, уже за великолепной – даже по меркам нашего узилища – вечерней трапезой я вдруг сообразил, что для облегчения участи этого идиота (в афинском значении слова) следовало настаивать на том, что подсудимый – психически нездоровый человек, не способный отвечать за свои действия. Я всегда замечал в нем склонность к помешательству. Сам щебеча на разорванном наречии, он жаловался, что я пишу «не по-русски», когда главный, быть может, подвиг моей жизни состоял в том, чтобы привить к финской сосне русского наречия веточку прованской смоквы, развести жаркий, но безвкусный спирт революции мощным и пахучим косноязычием жизнелюбивых южан. Нетрудно выявить шизофреническую логику его последних стихов, смехотворную манию величия. «Да, я лежу в земле, губами шевеля, и то, что я скажу, заучит каждый школьник…» – эк хватил! «В игольчатых чумных бокалах мы пьем наважденье причин, касаемся крючьями малых, как легкая смерть, величин…» И кто эти мы? Неужели строители Беломорканала, Магнитки и Днепрогэса? Разумеется, нет! Враги? Не смешите меня. Он всего лишь провозглашает свое родство с другими безумцами, обитающими вне времени и пространства, «в кукушьем краю», как выражаются англичане. Станет ли здоровый человек, пытающийся спасти собственную жизнь восхвалением фараона, пить за эполеты белых офицеров и барские шубы? (Кстати, бедный фигурант – неужели не знает он, что асти-спуманте, которое представляется ему символом буржуазной роскоши, – это приторная шипучка, которая на родине Тасса стоит немногим дороже пива? И его вылезшая шуба из неизвестного меха до сих пор смердит в моих воспоминаниях.) Может ли он, изображая всесильного царя в виде дракона («Он свесился с трибуны, как с горы, в бугры голов…»), вдруг самонадеянно добавлять: «Должник сильнее иска», – для этого надо полностью утратить связь с реальностью. Да, я положительно ошибся, и мне воистину жаль этого олигофрена. Заключение уже ушло в город, но завтра же утром составлю свое особое мнение. А теперь – спать. Ужин был, пожалуй, слишком сытным.
Что записывает Дементий Порфирьевич в дневник дежурств. 9:30. Принят по описи доставленный суточный паек (см. прилагаемую расписку), включая наряду с прочими напитками одну (1) спецбутылку коньяка армянского пятизвездочного и две (2) спецбутылки вина киндзмараули. Приняты по описи доставленные документы, включая один (1) спецпакет с пометкой «О.Э.М.» и один (1) спецпакет с инструкциями от товарища народного комиссара. 9:35. В ходе завтрака (см. меню, представленное сержантом Свиридовой) писцам представлен для ознакомления машинописный стихотворный документ, содержавшийся в спецпакете с пометкой «О.Э.М.». Реакция: страх и отвращение. В непринужденной (шуточной) форме писцам согласно полученным устным указаниям сообщено, что они еще не полностью разоружились перед партией. Машинописный документ по прочтении писцами уничтожен. 9:40. Вскрыт пакет с инструкциями товарища народного комиссара. Инструкции по прочтении уничтожены. 10:00–12:00. Выполнение обязанностей по хозяйству, в том числе подготовка гостиной и прихожей к холодному сезону. 14:30. Обед писцов совместно с комендантом СФ ДТ (см. меню, представленное сержантом Свиридовой). Вопросы о продолжении генерального проекта, обсуждение возможных поворотов сюжета. 15:30–17:30. Писцы, освободив свои кабинеты и спустившись в гостиную, составляют на пишущей машине ремингтон окончательный вариант экспертного заключения. В кабинетах за это время проведена подготовка к зимнему сезону (заклеивание окон). В течение дня мимо спецфилиала Дома творчества неоднократно прогуливались тов. Валентин Катаев и детский писатель Чуковский. Попыток проникнуть на территорию не отмечено, однако тт. Катаев и Чуковский осуществляли внешнее наблюдение за зданием и озабоченно переговаривались друг с другом, томясь. 15:45. Осуществлен забой (обезглавливание) и разделка домашней птицы (гусь), ранее доставленной в составе продуктового пайка. 18:00. Заключение экспертной группы передано прибывшему фельдъегерю. 19:30. Праздничный ужин писцов совместно с комендантом СФ ДТ и приглашенной ими сержантом Свиридовой состоялся без происшествий. Неоднократно отмечалось высокое качество деликатесных продуктов питания и напитков, особо доставленных к данному приему пищи.
20
КАК ПРОВЕЛ МАЛЬЧИК ОСТАТОК ДНЯ ПОСЛЕ
СБОРА ЛИСИЧЕК И ПОИМКИ МУРАВЬЕВ
–Эх, где наша не пропадала! – провозглашает Дементий Порфирьевич, шуточно-сощурив синие глаза. – Мальчишка ты исполнительный, гостей наших сегодня накормил чуть не целым обедом. Матери помогаешь, почти как взрослый. Держи!
Полированная деревянная коробка с кожаной ручкой оказалась неожиданно тяжелой, будто содержала что-то металлическое. «Вряд ли это пистолет, – подумал мальчик, – детям не разрешается пользоваться оружием, да и зачем он мне?»
– Открывай, дружок, не стесняйся.
Мальчик отодвигает два никелированных крючочка, на которых держится крышка. На зеленом бархатном ложе, снабженном необходимыми углублениями, бесстрастно покоится двуствольный латунный микроскоп из тех, которые он видел в журнале «Техника – молодежи».
– Ой! – не верит он своим глазам. – Это на время?
– Нет, насовсем. Считай, премия за образцовое поведение. Инструкция, правда, на фашистском языке, но справимся как-нибудь.
Мать смотрит на коробку с недоверием и восторгом.
– Балуешь ты мальчишку, Дёма. Я видела такой микроскоп в магазине случайных вещей – четыре с половиной тысячи!
– Да ну?
– Честное слово. За такие деньги лисью шубу можно купить. Откуда он у тебя?
– От верблюда. А с лисьей шубой разберемся, Маша, голой не останешься.
– Спасибо, дорогой дядя Дёма, – частит мальчик, опасаясь лишиться ценного подарка. – Ужасное спасибо!
«Наверное, мать притворяется, что дядя Дёма всего лишь ее сослуживец. Наверное, он и есть мой отец, которого якобы никогда не было, – подумал мальчик. – Просто они надолго поссорились после моего рождения, а теперь наконец помирились. Или, наоборот, папу послали на сверхсекретное задание за границу, а теперь он вернулся. Скоро он обменяет свою жилплощадь, и мы заживем вместе в целых двух комнатах, купим радиоприемник и диван, на котором я смогу читать, забравшись на него с ногами. Ботинки я буду предварительно снимать, чтобы не запачкать обивку и чтобы родители не ругали. Еще мы купим для меня ученический письменный стол и настольную лампу-грибок, покрытую голубой эмалью. Мама не будет так страшно уставать, а папа будет помогать мне готовить уроки, присаживаясь рядом со мною перед столом. Через несколько лет ему придется изображать близкое знакомство с геометрией, биологией и всемирной историей, но я же понимаю, что у него не было времени изучать все эти школьные предметы, что он занимался куда более важными делами. Свою комнату – а у меня появится своя комната! – мне придется держать в армейской чистоте и порядке, потому что папа – человек справедливый, но суровый и, вероятно, в случае чего может без лишней жестокости отодрать меня своим широким командирским ремнем. А наши друзья-писатели будут иногда запросто приходить к нам в гости, вспоминать спецфилиал Дома творчества, шутить и хохотать, нахваливать мамин винегрет и котлеты, ставить на стол советское шампанское и стрелять пробкой в потолок, и мама будет зажимать уши в притворном страхе. Будут угощать и меня, а я вежливо откажусь. Еще будут наведываться командиры-чекисты с женами и детьми, и у меня появится много новых замечательных друзей. И все наши жалкие соседи будут завидовать, потому что их никогда не навещают такие знаменитые и незаменимые люди».
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67
