Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
Русский язык как сознание
О предмете
Предмет литературы — вера в слова. Предмет веры — вера. Если не веришь написанному, то зачем читать пустоту?
Вера — не только серьезная категория: она сама категория серьезности. Именно в вере в слова феноменально сосредоточена метафизическая сущность языка. Без таковой язык становится генератором ничто, таковым, языком, быть переставая.
В языке природы исключена ложь, неверие слову. Пчела-разведчица, танцем своим неверно сообщающая рабочим пчелам о местоположении взятка, врет ровно один раз в своей и так недолгой жизни.
За слова вообще принято отвечать. И не только по кодексу чести. Обязанность человека, если таковая у него вообще по отношению к самому себе существует, — расти, творить свое время, развивать свою «мысль о вещи», знать слово как ступеньку к новому сознанию.
«Большой стиль» и апокрифичность
Миф, апокриф — это выдумки, которые больше наглядной реальности: ее существенней, субстанциональней. Бывают такие выдумки, по сравнению с которыми действительность ничтожна.
Вселенная — продукт Книги, букв, построенных в единственном порядке. Единственность этого порядка и есть суть стиля. От него зависит не только качество порождаемого, но и благополучие родов вообще. И потому стиль так важен — из-за весомости производимого: вселенной романа, стиха. Достойный внимания стиль немыслим вне порождающего его мифа. (К слову, Набоков — в отличие, скажем, от Платонова — таким мифом не владел.) Апокриф — залог каноничности. Таким образом, стоящее произведение всегда апокриф. Следовательно, прежде чем писать (порождать), требуется овладеть мифом, не обязательно вселенского размера, но — хотя бы масштаба рассказа.
Органичность
Литературное произведение — не конструкция, но организм. Конструкция — штука мертвенная, функциональная, как инструмент; неудобная в руках, как скальпель. Мы же хотим от слов жизни. Написанное должно быть теплым, как кровь, живым, как кожа, губы, руки, глаза.
Чтобы выжить, мы хотим делать истории, побуждающие воображение к творению. В равной степени невозможно испытывать сколько-нибудь серьезные чувства ни к мертвецу, ни к механизму. Любовь жива, только если питаема живым: человеком, но не куклой. Следовательно, персонажи должны быть людьми, а произведение — если не человеком, то — живой, как душа, мыслящей субстанцией.
Поэтичность
Шкловский говорил: если проза вянет, то сок жизни — мед мифа — ей брать не у кого, кроме как у высшего — поэзии. Следовательно, чтобы развиваться, учиться прозе нужно у стиха.
И следовательно, сейчас особенно следует прислушаться к Мандельштаму, который возражал Чаадаеву на то, что у России нет истории (только сплошной террор, пьянство и воровство), говоря: у России есть русский язык, и мало того, что в нем все — и история и смысл российского существования, но так же и то, что язык составляет неприкасаемый духовный запас нации, что он способен порождать новые смыслы цивилизации, имеющие высокое значение в мировой культуре.
Метафора как зерно реальности
Метафора — это зерно не только иной реальности, но реальности вообще. В метафоре кроется принцип оживления произведения, его творящий принцип. Мало того, что метафора орган зрения. Она способна, будучи запущена импульсом оплодотворяющего сравнения (метафора — пчела, опыляющая предметы, — энергия ее сравнительного перелета от слова к слову, от цветка к цветку, как взрыв, рождает смысл), облететь, творя, весь мир. Это не красноречие и не метафорический автоизыск: чтобы набрать кило меду, пчела делает под сто миллионов цветочных облетов. Мир, раскрывающийся в череде этих полетов, как полет стрелы Улисса, раскрывшийся в ожерелье игольных ушек, — уникален в той мере, в какой уникален запустивший ее эллипс.
Метафора — главный инструмент возведения здания всеединства. Чтобы это понять, всего достаточно взять на ладонь прозрачную пчелу метафоры и увидеть в ее трудолюбивых лапках мир.
О «Сохрани мою речь навсегда…»
Сохрани мою речь навсегда за привкус несчастья и дыма.
За смолу кругового терпенья, за совестный деготь труда.
Так вода в новгородских колодцах должна быть черна и сладима.
Чтобы в ней к Рождеству отразилась семью плавниками звезда.
И за это отец мой, мой друг и помощник мой грубый,
Я — непризнанный брат, отщепенец в народной семье —
Обещаю построить такие дремучие срубы,
Чтобы в них татарва опускала князей на бадье.
Лишь бы только любили меня эти мерзлые плахи!
Как нацелясь на смерть, городки зашибают в саду,
Я за это всю жизнь прохожу хоть в железной рубахе
И для казни петровской в лесу топорище найду.
Самые загадочные вещи — сгустки прозрачности. Что может быть таинственнее невидимки?
На поверку «Сохрани…» — совсем не темное, хотя, кажется, вполне «каббалистическое» стихотворение.
Вот некоторые конспективно размашистые смычки.
1. «Смола кругового терпенья» — древесные кольца, капельки смолы на свежем спиле плахи: сруб.
1.1. Несчастье и дым вот откуда: ДЕГОТЬ — смолистая и пригорелая жидкость, выгоняемая из бересты огнем. «Гнать, сидеть или курить деготь». «Ложка меду, а бочка дегтю, так на свете живется».
1.2. Важно: деготь связан с письменностью, не столько потому, что чернильно черен, сколько потому, что возгоняется из бересты-бумаги — огнем, то есть словом, письмом, трением пера.
2. Семь плавников рождественской звезды — И.Х. тиос — и снова казнь. Отражение в глубинной плахе — кольца суть ярусы сруба, сужающиеся в перспективе глубины: голова заглядывает в колодец так же, как ложится, заглядывая в смерть, на плаху.
3. Днем в колодце можно увидеть звезды. Семь плавников + треугольник самой рыбы = 10 — число вершин древа сефирот. Кстати, проекцию рыбы на сефиротическую схему не видел никогда, хотя сейчас такой способ кажется очевидным.
3.1. Графическая основа начертательной формулировки теоремы Дезарга — десятиугольник (3 + 3 — два формообразующих треугольника + 1 — точка, связывающая пучок прямых соединяющих соответствующие вершины пары треугольников = 7 + 3 — коллинеарные точки пересечения лучевых сторон треугольников = 10; прослеживается ли при этом в схеме теоремы связи сефиротического древа, еще предстоит выяснить). Смысл теоремы Дезарга имеет внятную метафизическую интерпретацию: актуализация бесконечности — впервые в истории математики этой теоремой вводится аксиоматика [проективной геометрии], которая допускает пересечение параллельных прямых (плоскостей) в бесконечно удаленной точке (прямой). Начала этой новой геометрии были разработаны Брунеллески и находятся в базисе мысли Возрождения о Перспективе.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
