Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 96
Шацкий окинул взглядом чудовищную, сюрреалистическую картину; мозг его с трудом, словно на замедленных оборотах, преобразовывал увиденное в информацию. Что бросалось в глаза в первую очередь?
Пожалуй, бочка, этот кошмарный реквизит, придающий сцене театральную нереальность, вплоть до того, что где-то в глубине души Шацкий ожидал даже аплодисментов, после которых труп бы открыл глаза и улыбнулся зрителям.
Несомненно, приковывало взгляд и лицо. На каких-то курсах по криминалистике Шацкий узнал, что человеческий мозг запрограммирован так, чтобы распознавать лица и все, что на них отпечатывается: движения души, игру эмоций, всевозможные изменения, предупреждающие нас о том, стоит ли этому человеку улыбнуться или лучше как можно скорее сделать ноги. Наш мозг постоянно и повсюду выискивает человеческие лица (вот почему мы иногда видим Богоматерь на оконном стекле или морду чудовища на пне дерева), стараясь извлечь их из массы прочей информации, а после сортирует на известные и неизвестные и распознает их эмоции. Глядя на лицо Будника, мозг Шацкого испытывал адские муки. Особые приметы заместителя главы горсовета — болезненная худоба, запавшие глаза, рыжая шевелюра и бородка, даже эта несчастная рана на лбу — все исказил пробивший подбородок и вышедший через щеку наружу крюк. Изуродованные мышцы придавали лицу чужое, тревожное выражение, словно Будник на мгновенье заглянул в преисподнюю и увиденное там произвело на него неизгладимое впечатление. А сравнение могло оказаться не столь далеким от правды, подумалось Шацкому.
Но самым страшным оказались краски, безжалостно извлеченные уже ярким в то время года солнцем. Тело Будника, как и тело его жены, сверху — лишенное крови — было белее белого, внизу же блестело кровавым пурпуром, а все вместе выглядело как инсталляция извращенного современного искусства. Взгляните, вот они, ваши национальные цвета! Голый польский труп, зверски замученный по всем правилам измышленной предками легенды, дабы самим безнаказанно убивать других!
Весь пол покрывала засохшая, смешанная с грязью кровь, багровая лужа имела метра три в диаметре, а центр ее находился непосредственно под костистыми ступнями Будника. Возле лестницы лужа была размазана, скорее всего, тем, кто обнаружил мертвеца.
— Снять его? — спросил Маршал, когда пришел в себя.
Шацкий покрутил головой.
— Сначала надо сделать снимки, а техникам собрать следы. На сей раз труп найден на месте преступления, значит, что-то должно остаться.
Осторожно, обращая внимание на прогнившие доски в полу, прокурор добрался до средины помещения. И впрямь, как ему и показалось издалека, на границе лужи, будто на ранте монеты, виднелась надпись, сделанная, скорее всего, пальцем. Неплохо бы, чтоб палец оказался без перчатки, а безумец, накатавший эти каракули, был известен полиции. Он склонился над лужей и принялся читать. Только не это, взмолился он. Только чтоб не псих, насмотревшийся американских фильмов и решивший теперь поиграть с нами в кошки-мышки. На краю лужи в засохшей крови проступали буквы KWP, а вслед за ними шли три шестизначных числа: 241921, 212225, 191621. Они мало что говорили Шацкому, и он на всякий случай сделал снимок мобильником.
И заставил себя взглянуть вверх, на лицо Будника. Изменившийся до неузнаваемости мужчина выглядел еще более костлявым, чем несколько дней назад в своем доме, смерть лишила его наружности поджарого спортсмена. Хуже всего выглядел пластырь, жалкий еще тогда, когда был приклеен, теперь же он уныло свисал, открывая едва-едва покрывшуюся корочкой рану — этакая вишенка на торте посмертного унижения.
К тому времени, когда прибыли Бася Соберай и Мария Мищик, труп уже сняли и прикрыли черным полиэтиленом. Шацкий в латексных перчатках просматривал кошелек умершего, Вильчур, опершись о пустую оконную раму, курил.
Соберай, окинув взглядом помещение, разрыдалась. Когда подошел Шацкий, чтоб ее утешить, и по-дружески положил ей руку на плечо, она бросилась ему на шею и судорожно обняла. Он почувствовал, как тело ее содрогается от рыданий. Наблюдая поверх плеча Баси Соберай за Мищик, он очень надеялся, что та не потеряет сознания: во-первых, он не хотел бы поддерживать сто килограммов живого веса, а во-вторых, опасался, что они провалятся сквозь прогнивший пол. Однако на лице его начальницы-бегемотихи не дрогнула ни одна материнская мышца, она лишь бросила взгляд на место преступления и остановила его на Шацком, вопросительно подняв бровь.
— Осмотр тела сделаем сегодня, то же самое с осмотром места преступления и результатами исследований, в последнем случае нас интересует, есть ли здесь кровь Будниковой, — ответил он на ее немой вопрос. — Как можно быстрее подготовим новые следовательские версии, ну и представим план предварительного следствия. К сожалению, дело попахивает каким-то безумцем, нужно будет составить психологический портрет, просмотреть базы данных с точки зрения преступлений на религиозной почве. Пресс-конференцию можно устроить завтра в полдень.
— И что мы им скажем?
— Правду. А какой еще у нас выход? Если это безумец, шумиха нам только поможет. Авось кому-то похвастается или случайно проговорится, глядишь, и выдаст себя.
— Вызвать родственников для опознания тела?
Шацкий не хотел — к чему отягощать людей кошмаром. В документах у него были все необходимые данные.
— Вам что-нибудь говорит аббревиатура KWP?
— Воеводское управление полиции. А что?
6
Прокурор Теодор Шацкий чувствовал отвращение к беспорядку, не выносил ощущения, будто запутался в событиях и их оценке, ненавидел нарушения логики, беспомощного и непродуктивного перескакивания с одной мысли на другую. Результат вырисовывался лишь тогда, когда одна мысль проистекала из другой, когда они цеплялись друг за друга, создавая сложные и строгие логические конструкции, а те в свою очередь порождали красивейшее решение. На сей раз речи об этом быть не могло, мысли в его голове безумствовали, как дошколята на детской площадке, а смерть Будника разрушила все те предыдущие умопостроения, к каким он уже успел привыкнуть. С первой минуты следствия он был глубоко убежден, что виновник смерти Эльжбеты Будник — ее муж, это успокаивало его, давало возможность искать доказательства. Но интуиция его подвела.
Он был взбешен. Со злости врезал по валявшейся на тротуаре банке, да так, что гулявшая по противоположной стороне улицы красотка на сносях с укоризной взглянула на него. Как на зло — красотка, и как на зло — на сносях! Он был измотан, поскольку всякий раз, когда силился связать одну догадку с другой, возникала Клара, разрушала все построение и протискивалась в его мысли. А ну как она беременна? Будем надеяться, что всё к лучшему, как-никак вчерашний вечер был божествен, и не исключено, что теперь он остепенится рядом с молодой, прелестной женушкой. А что, если он всего лишь поддался минутному настрою? Если на самом деле это просто глупая кукла после кучи пластических операций, которая сроду его не привлекала, но однажды каким-то чудом ей удалось произвести на него впечатление? Хорошо ли, что он ее сплавил? А будучи с животом, дала бы она ему еще одну возможность сблизиться с собой или, наоборот, превратилась бы в ведьму с претензиями, черпающую из него алименты ведрами, как воду из колодца? А если она не беременна — следует ему радоваться или сожалеть?
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 96
