Белые эскадрильи бросились на них. «Вороны» в дикой сумятице кружили высоко в небе, уклоняясь от ураганных бомб. И тут заработала энергостанция Картахены[37]. Летательные аппараты желтолицых попали в зону действия ее электрического огня, в искрящееся переплетение волн. Невидимая буря настигла их, разметала в разные стороны. Под напором насыщенных током воздушных масс аппараты вели себя, как животные в брачный период. Они качались дрожали поднимались выше спускались ниже, вдруг будто срывались с привязи, судорожно подскакивали. Они, испытывая бортовую качку, кидались куда-то, вертелись, их пропеллеры работали вхолостую. Они попались, как мухи попадаются в паутину. Желтолицые выключили моторы, но каждый летательный аппарат лишь немного нырял в облака, потом зависал в воздухе, потом даже поднимался… поднимался… Удивительное зрелище, если смотреть снизу: машины, неподвижно застывшие в воздухе, как если бы они лежали на морском дне. Наблюдатели видели, что некоторые моторы работают, а другие — нет. С излучением искусственной бури моторы справиться не могли. Авиаторы, несмотря на многочасовые усилия и огромное внутреннее напряжение, так и не сумели обрушить в море свои тяжелые, нагруженные приборами летательные аппараты. Только несколько летчиков догадались расстегнуть страховочные ремни, сбросили одежду и, обнаженные, выпрыгнули из самолетов, которые тут же, качнувшись, взмыли вверх. Все остальные безвольно болтались в своих стальных коробках. Поднимались толчками выше и выше, в зону падающих хлопьев пепла; внезапно ощущали воздействие неведомой силы, которая бросала их на несколько километров вперед… — и в итоге летательные аппараты оказывались продырявленными, разъеденными, охваченными язычками белого пламени, распавшимися.
ИЗ РУМЫНИИ Польши Германии наблюдатели ехали на Восток. А по Атлантическому океану возвращались потрепанные эскадры. Многие корабли погибли уже на подходе к родному берегу: близ Антильских, Багамских островов. Дело в том, что глубокое разочарование побудило их остановиться. Им не хотелось ни на старый континент, ни в Америку. И близ островов случались стычки между частями эскадры или один корабль сражался с другим.
Тем временем наблюдатели — лазутчики — исследовали западную границу зоны опустошения. Они использовали летательные аппараты, ходили пешком, плавали на лодках. Необозримое затопленное пространство. Уравнивание ландшафтов. Куда подевались леса и луга, зеленые листья и травы-колосья-цветы, бегающие животные, поющие птицы? Черно-бурые с прозеленью озера, на поверхности которых плавают расщепленные деревья с кронами и корнями, части звериных и человеческих тел, под воздействием ядовитых веществ приобретшие красноватую или розовую окраску. Желтые обгоревшие сломанные кровати лопаты санные полозья, различимые в плотном слое мусора, покрывающем водную гладь, или сваленные в огромные кучи на болотистом берегу; островерхие конусы; сплющенные многокилометровые пирамиды: вот все, что осталось от городов и поселков. Единая вымостка: каменные блоки остатки домов глина железный лом колеса оконные ставни. Вокруг Харькова и Курска — широкий кратер черной земли, беспорядочные груды камней. Запахана перевернута тонко перемолота почва: она отдыхает, из нее не выбивается ни один стебелек, по ней не ползет червяк, не бежит муравей. Гряды холмов на западном берегу Волги, в ее нижнем течении, некогда отчетливо выраженные, теперь сглажены бороной горнопроходческой машины; Волга, на востоке текущая многие мили по бывшей киргизской земле, как через решето выплескивается на запад, на низко лежащие земли. Стенки решета раскрошились — и Волга прорвалась.
Через Волгу никто из лазутчиков не переправлялся. Многие из них погибли, ибо пренебрегли правилами осторожности. Группа за группой возвращались эти люди назад, отягощенные непонятной душевной болью. Мрачные, ибо в восточные города они попадали… как метеоры, которые, падая, отдают свой огонь.
Английские и континентальные города-государства к концу войны осуществили то, что хотели: отбросили от себя массы своего же населения — в непомерно разросшуюся армию «Б», которая подверглась немилосердному истреблению. Правительства инсценировали мнимые азиатские атаки, используя для этого множество летательных аппаратов, посылали тысячи беззащитных людей на невозделанные поля Румынии и Польши. Новое оружие испытывали на живых объектах. На десять летательных аппаратов желтолицых, которые под Панамой были сбиты ураганными бомбами и ракетами, пришлись сотни тысяч белых авиаторов, погибших от таких же ураганных бомб. Жесткой и не склонной к колебаниям была диктатура отчаявшихся правящих элит. К тому времени, когда от Мертвого моря до Ладожского озера, через Херсон Полтаву Могилев Псков Валдай, пролег взрывной горнопроходческий пояс (параллельно такому же азиатскому), подобные пояса уже неоднократно опробовались: пересекали землю Валахии[38], долину реки По, Вестфалию, Уэльс, отравляя газами и уничтожая посредством взрывов целые полки ненужных солдат.
И вдруг на неисчерпаемо изобретательные в отношении новых игр города обрушились подлинные известия о войне. Лазутчики, источающие мрачные настроения, растворились среди человеческих масс. В Лондоне, других английских и континентальных градшафтах открыто заявила о себе диктатура. В Лондоне дело обошлось вообще без борьбы. Раллиньон и его боевые части, нанеся всего два или три удара, овладели всеми пищевыми и оружейными фабриками Парижа Лилля Шалона Орлеана. Вышинская, при прохождении через шлюзы Панамского канала пострадавшая от японских нервно-паралитических лучей, относилась к немногим тогдашним жертвам, которые после недолгого кризиса выздоровели. Она сохранила и ум, и волю, но ее ноги теперь вяло висели в инвалидной коляске; ее все еще напряженное, сияющее лицо, властный глубокий голос привлекали людей, и ей удалось у себя в регионе сломить сопротивление колеблющегося сената, забрать в свои руки фабрики и оружие.
Над всеми ожидающими перемен, полнящимися гулом городами в этот момент явил себя лик мертвых ландшафтов. Неприкрыто явил он себя. Ни у кого не было желания что-то скрывать. О поражении не сообщалось. Настораживало, однако, вот что: в повседневной жизни ничто не изменилось. Молодежь, мужчины и женщины, вожди — перед войной все они поднимали знамена, кричали о своей непобедимости. Пламя, земное, зажатое в человеческих ладонях, достигающее небесных светил… — да вот же оно, на Русской равнине, от Урала до Валдайской возвышенности. Земля растерзана, реки иссякли, люди деревья животные истреблены. Кошмарная мертвая земля. Все это было работой юношей со знаменами. Это они умели. В этом и заключалась тайна их аппаратов, тайна запертых в подземелье чудодейственных природных сил. Вернувшиеся моряки подтвердили: то, что ученые сообщали о воздушных и водяных ураганных бомбах, о генераторах коротковолнового и длинноволнового излучения, об огнеметах, — не сказка. Но эти орудия не принесли ничего хорошего. Люди, как и прежде, слонялись но городам, наслаждались цветниками в теплицах, развлекались азартными играми, смотрели цирковые представления. К чему же тогда новые орудия? Несостоятельными оказались те юноши, те дамы и господа. Смехотворными — их знамена. Они умеют лишь терзать землю, отравлять города. Стоит им захотеть, они могли бы разрушить и свой, Западный мир.
