— Молодец! Несешь уже, значит, воспитательную пропаганду в массы?
— Ага. Только он не понимает, зачем ихнего богача прогонять. Он им семена, корма для скотина зимой дает, защищает их. А когда они на его маковый поля работают, еще и деньги за это немного дает. Говорит, у них очень хороший хозяин. Весь кишлак за него воевать будет. Говорит, если не будет хозяина, то ничего не будет, с голода умрут. Придется опять идти грабить.
— Куда идти?! — удивленно переспросил Леха.
— Грабить!
— Уже грабил, что ли?!
— Говорит, грабил. До женитьба больше трех лет в банде был. На другие кишлаки нападали. А когда весь маковый поля отвоевали, то хозяин денег дал, он жену купил. Теперь он землю пашет и заодно хозяйские маковый поля от других банд обороняет.
— Ни хрена себе, землепашец! Прямо как у Некрасова — сеятель и хранитель!
Ехали крайне медленно. Машины сбрасывали скорость на спусках, поюживая на скользком асфальте, и еще медленней с надрывом преодолевали длинные крутые подъемы. При торможении ехавшая впереди полевая кухня подпрыгивала, выпуская из трубы кольца дыма, и расплескивала кипяток из-под неплотно прилегающей крышки котла, оставляя на асфальте черные дымящие проталины.
Леха притормаживал, внимательно всматриваясь вдаль.
— Авария, что ли? Точно! — определил он, заметив характерное скопление машин на спуске. — Вон оно что. Поэтому и тащимся гусиным шагом.
Подъехав ближе, он увидел справа под откосом лежавший на боку бензовоз. Сплющенная в лепешку кабина и покореженная цистерна говорили о том, что, прежде чем занять такое положение, он перевернулся не один раз. По крутому, белому от снега откосу расползалось огромное темное пятно. В нос ударил едкий запах бензина, который потоком хлестал из горловины и трещин смятой цистерны. Недалеко от бензовоза вверх тормашками лежала БМП. Одна из ее гусениц покоилась рядом, размотавшись в длинную зубастую ленту. Башня бронемашины была развернута в бок, упираясь орудийным стволом в косогор. Из задних, раскрытых настежь десантных люков несколько солдат перетаскивали боекомплект в стоявший наверху грузовик.
Дорогу перегораживала другая бээмпэшка. Она вытягивала тросом из кювета с противоположной стороны съехавший туда «ЗИЛ». Бээмпэшка ревела мотором и виляла на проезжей части, высекая гусеницами искры из асфальта. Но «ЗИЛ» не поддавался. Он буксовал колесами, беспомощно дергаясь на месте, выпуская пар из-под капота. Движение колонны окончательно застопорилось.
Леха высунулся из люка и, глядя на лежавшие внизу бензовоз и бээмпэшку, спросил проходившего мимо офицера:
— Как это их угораздило? По прямой ведь шли!
Офицер досадно развел ладони:
— Водитель бензовоза, видать, задремал! Нашу бээмпэшку к обрыву поджал, сам туда ушел и ее скинул. Теперь уже не выяснишь, чего он по дороге завилял. А может, занесло его? Скользко! Вон они — водитель и старший с бензовоза да один боец из моей роты. Голову вдребезги в башне расколотил, пока бээмпэшка кувыркалась. — Офицер указал рукой в сторону стоявших неподалеку двух санитарных машин, около которых суетились врачи с медицинскими сумками.
Леху мгновенно прошиб пот, дыхание остановилось. Он медленно перевел взгляд в сторону. На асфальте между санитарными машинами лежали три трупа, укрытых плащ-палатками. Лежали в ряд, по-армейски ровно, как в строю, выставив к осмотру сапоги, запачканные перемешанной с кровью глиной. Три пары сапог, двое солдатских и с краю — офицерские.
— Витек?! Это же Витек! Витек! — про себя повторял Леха, не заметив, как спрыгнул с бэтээра на дорогу. — Епрст! Да как же так?! — Он шел к санитарной машине, непроизвольно покачивая головой. — Епрст! Витек погиб?! — Его спина взмокла, а сердце тяжело забилось где-то у самого горла.
Он подошел к капитану медицинской службы, стоявшему у санитарной машины.
— Мертвые?
Капитан молча кивнул в ответ.
— Все?! — Он смотрел в глаза врача, как люди смотрят на иконы, надеясь вымолить у них хоть какую-нибудь мизерную надежду.
— Все, — угрюмо ответил капитан.
Леха встал напротив торчавших из-под плащ-палатки сапог.
— Знакомый, что ли? — спросил капитан.
Леха утвердительно качнул головой.
— Служили вместе. Два часа назад встретились. — Он пристально смотрел на откинувшуюся в сторону руку, развернутую вверх грязной ладонью с посиневшими пальцами. — Эх, Витек, Витек…
— Смотреть не советую, — сказал доктор. — Не узнаешь его. Лучше так попрощайся.
По остаткам вытоптанного вокруг плащ-палатки снега текла кровь, сливаясь в одно бурое пятно. Оно расползалось по мокрому асфальту, словно убегало прочь от этого смертельного, проклятого места. Еще живая, теплая кровь торопилась покинуть мертвые изувеченные тела, сохраняя пока в себе остатки бойкой жизни. Она смешивалась на асфальте в один ручеек и теперь уже не делилась на виноватых и невиновных в их едином гибельном исходе.
Леха наклонился, крепко сжал руками похолодевшую ладонь хорошо знакомого ему человека, накрытого темно-зеленой плащ-накидкой, и пошел к бэтээру, горбясь от внезапно навалившегося горя и боясь смотреть, как поднимали с асфальта и переносили в фургон безжизненные тела. Он вынул из кармана брюк помятый листок с цифрами полевой почты, расправил его и спрятал в личные документы рядом с листком отрывного настенного календаря.
Бээмпэшка вытянула наконец из кювета машину, и колонна продолжила путь, оставив на откуп горам трофеи из разбитой техники.
Леха ехал молча. Рахимов, видя неладное в поведении командира, осторожно спросил:
— Что было, товарищ прапорщик?
— Витек с тем водилой на заправщике разбились.
— Совсем?!
Леха не ответил. Рахимов сокрушенно качал головой, цокал языком и повторял:
— В-а-а-а-ай, ва-а-а-й! Опять хороший люди погибли! Ва-а-а-а-ай… — Он тут же сообщил новость пассажирам. Старик что-то тихо говорил, потом замолк и сидел молча.
— Чего он там бубнил, Рахимов? Соболезновал, бандюга?!
— Молился. И я тоже…
— Ну, молодцы… — Леха курил в приоткрытый люк и, пожалуй, впервые в жизни всерьез хотел, чтобы их молитвы дошли туда, в существование кого он не то чтобы не верил, а просто не считал нужным думать по этому поводу лишний раз. Хотел, чтобы их услышал тот, большой и могучий, кто там, на небе, всем заведовал и подписывал путевые листы бывшим людям об окончании прохождения ими земных маршрутов.
«…Интересно, — размышлял он, — а в путевках, когда их там при рождении на всю жизнь выдают, сразу, как положено по нашим правилам, конечная точка маршрута обозначена? Вообще-то должна быть сразу, а иначе что это за путевка? В один конец без адреса и маршрута получается? Значит, для Витька, да и для меня тоже, да и для других моих однокашников, школа прапорщиков только как контрольная точка прохождения маршрута? То есть всему земному народу заранее графики движения построены? Только успевай отмечаться! Ого! Выходит тогда, что я от Пругина по харе получил совсем не за красивые танцы с его женой, а в виде зачета по прохождению этапа пути?! Выходит, что так, раз меня потом сразу на эти винты по южному бездорожью потянуло! Да еще как потянуло! Да нет! Ерунда все это! Хотя все может быть… Ведь когда плохо бывает, не под мышку же себе человек смотрит, а на небо. — Леха взирал поверх гор. — Господи, дай мне лучше дома в грязной канаве среди поля загнуться, чем среди этой красоты! Честное слово, неохота тут! И Рахимову, и всем нам дай до дома добраться!»
