— Да, я просто забыл об этом.
— Его сошьют по моим меркам, и все равно по крайней мере год я не смогу ездить верхом и играть в теннис. Ужасно, правда?
— О нет. Год — это совсем не долго, — сказал Джо Чапин.
— Пожалуй, что и так. И мне нельзя громко смеяться.
— Отлично; значит, будем говорить только на серьезные темы.
— О, Джо, вы милейший человек.
— Правда, Эдит?
— Правда.
— Так, — сказала мисс Мак-Иленни, доставая из кармана часы. — Если мистер Чапин хочет прийти еще, ему не следует сейчас задерживаться.
— Тогда я ухожу немедленно, потому что хочу прийти еще, и очень скоро. Можно мне?
— О, я надеюсь, вы придете, — сказала Эдит.
Она протянула ему руку, и он взял ее в свою.
— До свидания, дорогая Эдит.
— Приходите скорее.
— Благодарю вас, мисс Мак-Иленни, — сказал он и вышел, сопровождаемый медсестрой.
— Вы для нее столько сделали, — сказала она уже в коридоре.
— Неужели?
— И я об этом скажу доктору Инглишу. Вы ей подняли настроение, а это не менее важно, чем лекарство.
— Спасибо, огромное вам спасибо. Она такая жалкая, такая слабая.
— Мы едва ее не потеряли. А она такая приятная молодая девушка. Если она ваша невеста, вам повезло. Уж я видела всяких, и знаю, что к чему. И доктору Инглишу обязательно про вас доложу. До свидания.
— До свидания. И благодарю вас, — сказал Джо Чапин.
При первой же возможности он поехал в Филадельфию, в фирменный магазин «Бейли, Бэнкс и Биддл», и там приобрел перстень с бриллиантом. Джо хранил перстень в ящике комода до тех пор, пока не повидался с выздоравливающей Эдит с полдюжины раз после ее выписки из больницы. Несмотря на прописанную ей диету, состоявшую в основном из подслащенного творога, Эдит быстро набирала силы, а в вечер накануне того дня, когда Джо ей сделал предложение, уже чувствовала себя совершенно поправившейся.
— Знаете, чего мне больше всего не хватало, когда я была в больнице? — спросила она.
— Чего же?
— Наших вечеров.
— Я надеялся, что вы это скажете.
— До того как вы пришли меня навестить, примерно за неделю до этого, врачи как-то вечером вызвали моих родных. Они были уверены, что я не… переживу эту ночь. Может, я нечаянно что-то услышала или нечто похожее, но я знала, что состояние мое серьезное. И это был единственный случай, когда я расплакалась. Я не плакала из-за боли или чего-то в этом роде, но когда подумала, что у нас с вами никогда больше не будет наших славных бесед, мне стало так грустно, что я расплакалась, а мне это вовсе не свойственно.
— О, Эдит.
— И тогда я решила, что если все-таки поправлюсь, то обязательно расскажу вам, как важны для меня эти вечера. Но когда вы пришли ко мне, у меня сидела мисс Мак-Иленни и я была такая слабая… Я смутилась. Но теперь, Джо, я могу сказать вам об этом. Наши вечера значат для меня больше, чем что бы то ни было.
— И для меня, Эдит, тоже. Как я уже говорил вам, я бродил словно в каком-то тумане. Моя жизнь без вас стала ничтожной, и я сердился и в то же время чувствовал себя таким никчемным, оттого что не мог ничего поделать. Я плохо спал и почти ничего не ел, и в конце концов Артур это заметил и посоветовал мне попросить отсрочки слушания дела, которым я занимался, и я на это согласился. И мои коллеги тоже согласились, с необычайной доброжелательностью. Знаете, Артур замечательный друг, и он отлично меня понимает.
— Я знаю, — сказала Эдит. — Очень жаль, что я не могла принять его в больнице, но мне хотелось сохранить силы для встреч с вами.
— О, Эдит, он это понял.
— Я уверена, что понял, — сказала Эдит. — Но сейчас, когда я пусть и медленно, но все же поправляюсь, я не хочу, чтобы вы думали, будто должны по-прежнему видеться только со мной, и больше ни с кем.
— Я не хочу видеть никого другого… Вы имеете в виду других девушек?
— Да. Наша дружба…
— Эдит, это больше чем дружба. И вы уже должны были об этом догадаться.
— Должна? Вы, Джо, забываете, что я не смогу ни ездить верхом, ни играть в теннис, ни купаться в «Потоке» еще очень долгое время, и я не хочу, чтобы вы думали, будто наша дружба, или уж не знаю, как вы это называете, дает мне право на ваше безраздельное внимание.
— Эдит, вы же не думаете, что верховая езда и теннис так безумно важны для меня. Мне, дорогая, важно быть с вами.
— И мне это важно. О, Джо, мне, наверное, не следует этого говорить, но в больнице я по вас иногда тосковала.
— Эдит, милая моя, — сказал Джо.
Он поцеловал ее в губы, в глаза и снова в губы.
— Милый мой, мы не должны сейчас этого делать, — сказала она.
— Не должны, — сказал он. — Но теперь вы знаете, что я вас люблю.
— Да, — сказала она. — И я вас люблю. Я ведь именно это и имела в виду, когда призналась, что тосковала по вас. Джо, я тосковала всей своей душой. Вы единственный мужчина, который может сделать меня счастливой — одним своим присутствием. А сейчас вам следует уйти. Пожалуйста, милый мой.
— Хорошо, самая моя любимая, — сказал он. — Я знаю, что пора уходить.
— Я не пойду проводить вас до двери. Я просто здесь посижу.
Джо поднялся.
— До завтрашнего вечера, моя самая любимая?
— До завтрашнего вечера, — ответила она.
На следующий день они встретили друг друга улыбками, и, присев рядом с Эдит, Джо достал из бархатной коробочки перстень с бриллиантом.
— Я хочу кое-что вам показать, — сказал он.
— О…
— Это, разумеется, перстень. Но я хочу показать вам коробку. Посмотрите на нее.
— «Бейли, Бэнкс и Биддл», — прочитала Эдит.
— Вы догадываетесь, что это значит?
— Я надеюсь, что вы хотите сделать мне предложение.
— Но название «Бейли» вам ничего не говорит?
— Я, наверное, не особенно проницательна.
— Самая моя любимая, вы же знаете, что я в последнее время не ездил в Филадельфию. Теперь вы понимаете?
— У вас уже был этот перстень?
— Вот именно, дорогая моя. Я купил его несколько недель назад — с надеждой.
— Я жду, мой дорогой, и думаю, что вы уже знаете мой ответ.
— Эдит, вы выйдете за меня замуж?
— О, мой милый, конечно, я выйду за вас замуж.
Она откинула назад голову, и он ее поцеловал.
— Померьте его, — попросил он.
— Сидит как влитой, прямо как влитой. И какой он красивый, какой чудный бриллиант. Изумительный. У меня для вас тоже есть подарок.
