– Алло?
– Привет, Суслик, – хрипло сказал Олег.
– Привет, – ответила девушка так, словно они попрощались вчера. – Как Москва?
В середине дня выспавшийся Олег бодро шагал вдоль рядов микроволновых печей и бегло просматривал таблички с характеристиками, советуясь с Сусликом по прижатому к уху телефону.
– Суслик, режим сенсорной разморозки нужен? Понятно… А вот… С грилем и конвекцией? Кролика запекать – печка с грилем нужна? Все, беру самую лучшую. Нет, на поезд не бери – долго. Давай на самолет, деньги я отдам. Ну, конечно, встречу! Давай, Суслик, жду!
Олег убрал трубку, бросил взгляд в соседний зал и увидел ряды плоских компьютерных мониторов, над которыми висело красно-белое полотнище: «Скидка – 20%».
Через час он прислонил коробку с монитором к двери квартиры Ольги Сергеевны и нажал на кнопку звонка, предвкушая, как обрадуется бабенция его подарку. Пожалуй, можно будет даже остаться на чашку чая. Олег позвонил еще раз. Ответа не было очень долго. Наконец послышались шаркающие шаги, и из-за двери донесся слабый голос:
– Кто там?
– Ольга Сергеевна, это Олег. Я вам монитор для компьютера привез. Замотался, забыл совсем. Но лучше поздно, чем…
Дверь открылась, и потрясенный Олег смолк на полуслове. Ольга Сергеевна, которую он запомнил энергичной пожилой дамой, превратилась в высохшую старуху. Удивительные глаза, покорившие Олега при знакомстве, теперь потухли и выражали лишь бесконечную усталость. Олег сказал бы, что они помертвели, но это слово было уж слишком страшным, хотя суть перемены выражало наиболее точно. Казалось, за пару месяцев Ольга Сергеевна постарела лет на двадцать пять.
– Ольга Сергеевна, что с вами?
– Не знаю, Олежек… – Ольга Сергеевна зябко куталась в наброшенный на плечи шерстяной платок, и Олег с ужасом увидел, как трясутся ее пергаментные руки. – Что-то сдала…
– А я вот… экран… вам… – пробормотал Олег, перешагивая через порог.
– Да я уж и не работаю… Сил нет. – Ольга Сергеевна закашлялась и прислонилась к стене. – Правильно, видимо, говорят: «Увидеть Париж и умереть».
Олег застыл. «Париж… Нам для ремонта нужно ее куда-то отправить… Ремонт обязателен…» – вспомнил он, и его охватило страшное предчувствие.
– Ольга Сергеевна, я сейчас вернусь, – выпалил он и стремглав бросился вниз по лестнице.
За час он успел навестить двух окученных этим летом пенсионеров. Всего таких было около двадцати, но он выбрал ближайшие адреса. Сначала позвонил в дверь квартиры на «Новослободской», где жила старушка, запомнившаяся Олегу огромными роговыми очками и похожая из-за них на улитку. Этой бабушке он даже ничего не сказал: она открыла дверь, и Олег молча отшатнулся, пораженный той же метаморфозой ускорившегося старения. В панике он покатил к дому на «Белорусской», где жил бодрый старичок-ветеран, с которым они перед подписанием договора распили бутылку хорошего коньяка. Около подъезда стояла «скорая помощь».
Олег ворвался в подъезд и пешком рванул на пятый этаж – лифт оказался занят. Он не добежал полпролета: дверь ветеранской квартиры хлопнула, и к лифту подошли два врача «скорой». Олег замер на месте.
– А дедок-то жениться хотел, – заметил первый врач, нажимая на кнопку наконец освободившегося лифта, – видать, баба его совсем заездила.
– Была бы баба – сдало бы сердце, – возразил второй. – А здесь хрен поймешь. Анемия… Как при лучевой болезни.
– Значит, термоядерная баба попалась! Врачи захохотали и поехали вниз. Олег словно прирос к полу – все это походило на ужасный сон, вырвавшийся из мира грез и воплотившийся наяву. Просто «Кошмар на улице Вязов»! Он вспомнил, как вгрызался в бетонную стену грохочущий в руках Юрца перфоратор… Как сыпалось на пол каменное крошево… Как в стене углублялась небольшая квадратная ниша… По спине поползли капли пота.
Когда Ольга Сергеевна снова открыла дверь, Олег молча ворвался в квартиру и бросился в спальню. Так и есть, на месте выбитой в стене ниши красовалась какая-то парижская фотография. И что-то подсказывало Олегу, что за этой фотографией окажется вовсе не тайник с припрятанными Ольгой Сергеевной деньгами. Олег убрал фотографию, обнаружил девственно гладкую, покрытую свежими обоями стену и стал ее простукивать. Сразу нашлась пустота. Олег схватил с буфета железный макет Эйфелевой башни, взвесил в руке и с размаху ударил острым концом в место предполагаемого тайника.
– Олег, что ты делаешь? Олег?! – испуганно воскликнула Ольга Сергеевна, замершая в дверях спальни.
Проигнорировав вопрос, Олег ударил еще раз. Обои прорвались, затрещала прикрывающая нишу отштукатуренная фанерная перегородка. Олег нанес по тайнику еще несколько остервенелых ударов, и рассыпавшаяся в щепки фанерка упала на пол вместе с кусками свежей штукатурки. В аккуратной квадратной нише под лохмотьями разорванных обоев притаился небольшой круглый контейнер с черно-желтым значком радиоактивности. Контейнер был открыт. Круглая свинцовая крышка лежала рядом в этой же самой нише.
Костя сидел перед монитором своего компьютера, в который раз пересматривая танец Алины. В экстравагантной клубной квартире «Третий путь» творился настоящий бедлам. Была суббота, и в комнаты набились десятки пестрых личностей, причисляющих себя к столичному андерграунду. Неизвестные художники, известные в узких кругах музыканты, маргинальные поэты и прочие представители безденежной богемы пили водку, которую традиционно подавали здесь в граненых стаканах, говорили «за жизнь» и делились друг с другом творческими планами. Один хвастался, что выпускает первый альбом, сокрушаясь, что первый тираж будет всего двести дисков, «но если пойдет, станет хитом продаж», второй приглашал на выставку своих инсталляций в Бибирево, третий читал неожиданно смешные и талантливые стихи. Взрывы хохота долетали до Кости из соседней комнаты через толстую фанеру, которой он закрыл дверной проем, чтобы обеспечить себе хоть какую-то обособленность.
В этой квартире невозможно было найти покой, но постоянная тусовка отвлекала Костю от терзавшей его боли. Окажись он в пустом жилище один на один с собой, состояние его сделалось бы невыносимым. Только теперь он понимал, от чего ему пришлось отказаться.
Алина была настоящей половинкой – той самой, которую многие люди тщетно ищут годами. Между ними не было испепеляющей страсти, не было излишнего притяжения, сладостного, но нервозного. Они просто составляли одно гармоничное целое, и оба поняли это в первый момент памятной встречи в Камергерском. Хрупкая женственность Алины дополнялась Костиной мужественностью, а его юношеское легкомыслие уравновешивалось ее зрелостью, приобретенной за годы балетной учебы. Оба были артистичны по натуре, оба мечтали творить. Им были смешны одни и те же вещи, одни и те же явления вызывали у них восхищение или неприязнь. Но одновременная неприязнь к чему-то как будто взаимоуничтожалась, а одновременное восхищение складывалось, становилось вдвое сильнее.
