Ее представители ратовали за соблюдение прав и расширение возможностей простых масс, обычно безрезультатно. Но и тут членство в гильдии давало свои, пусть и небольшие преимущества. Тем же, кто трудился вне ступеней, „выжить“ было непросто. Особенно во времена смут и войн. А таковые на Янусе случались не так уж редко».
Богдан изучал глазами замысловатый орнамент из стрелок и подписей на «листе». А ведь это всего-навсего основы. Существует еще куча нюансов, о которых он имел самое примерное представление. Он мысленно пожалел контактеров. Это сколько же информации должны вмещать их головы?
Он рассеянно опустил стило на стол и зажмурился.
«Подведем итоги. Янус — коварен, сложен для понимания и жесток, особенно, думается, к чужакам. Его цивилизация обладает достаточно развитым социальным устройством, странными верованиями и технологиями, заимствованными из другого мира. Еще планету населяют необычные существа, некоторые из которых могут внушать стойкое отвращение. Для слабаков мир Януса не подходит».
Богдан открыл глаза и продолжил размышление вслух:
— Если Кристиану удалось выжить на планете, он заслуживает некоторого уважения. Даже при том, что является потенциально опасным преступником. Ему нечего терять, и он все это время боролся за жизнь. Потому наверняка изворотлив и хитер, как битый зверь. Если дело обстоит иначе, то я, скорее всего, ничего не найду. Но почему-то в смерть Вайдера мне не верится.
Богдан укусил подушечку большого пальца и снова задумался. Ему придется соответствовать противнику Непростая задача. Оставалось лишь надеяться, что в решающий момент удача не оставит его. Главное, не забывать, что Янус двулик.
Глава 3
Келан
Потолок медленно раскачивался перед глазами. Туда-сюда. Туда-сюда.
Сегодня сильно штормило, и с самого утра я распределяла время между ведром и койкой. Когда желудок полностью опустел, а я ослабла, тошнота, наконец, немного отступила. Крису по поводу своего состояния пришлось наврать. Сказать, что не переношу качку. А может, действительно не переношу, кто знает… Не проверяла.
В любом случае — чувствовала я себя препаршиво.
Даже странно, что Крис оказался настолько брезгливым. Увидев меня над ведром, он почти сразу ретировался, пообещав не беспокоить, пока не почувствую себя лучше. Часа через полтора матрос принес от его имени кувшин морса и оставил на столике. Но тогда было не до благодарностей.
Я вздохнула и опять уставилась в потолок. С закрытыми глазами было хуже, тошнота накатывала с новой силой, но шла уже одна желчь с водой. Уф, как же мне дурно…
Единственное, что оставалось — лежа предаваться думам, воспоминаниям. Благо пищи к размышлениям было более чем достаточно. Рука привычно поглаживала наметившийся живот. Да… Месяц, максимум два, и скрыть беременность станет невозможно. Как от этого в глазах Криса изменится моя ценность, предсказать нельзя. Хотелось бы к тому моменту избавиться и от него, и от его опеки. Но сейчас для нас обоих нет ничего важнее, чем здоровье и безопасность. Не знаю, каким способом, но я должна их обеспечить.
Наемные убийцы далеко — благо. Хотя сильно сомневаюсь, что Крис меньшая угроза. В его игре я пешка. В игре бога со звезды тоже. В моей собственной партии неблаговидная роль жертвенных агнцев сейчас отводилась любому, кого получится использовать в своих целях. Будь то бог со звезды, Крис, загадочные островитяне, да хоть сам неизвестный черт!
Я все поглаживала живот, не чувствуя под ладонью ничего, кроме твердой выпуклости. Пока. Но внутри распускалось цветком ощущение тихой радости. Какие еще нужны доказательства? Обычно родители думают о том, кто у них появится — мальчик или девочка. Меня же занимал совсем другой вопрос. Ведь я могу родить шантийца или не шантийца. От этого зависит судьба ребенка. Конечно, мне и в голову не придет бросить малыша на дороге, как сделала моя мать, но клеймо саранчи, та бирка, которую вешают на всю жизнь… Мне, адепту второй ступени, невероятным усилием Стоуша имеющую потенциальную возможность стать членом первой, были открыты дороги, которые никогда не открывались перед представителями моего рода. Да, только вот личностное отношение не поменялось. Я могла быть кем угодно и при этом оставаться персоной, чей статус не может быть высоким по определению. Помнится, даже представители третьей ступени позволяли себе высказывать сомнения по поводу правомочности моего положения.
Но только вот отец не просто так получил первую ступень палачей. Его репутация оставалась безупречной долгие годы. Когда-то он отказался от чести занять должность в городском совете Тшабэ, предпочтя роль скромного исполнителя приговоров. Казалось бы, глупость упускать такой шанс в захолустье Холмогор. Но этот политический ход позволил Стоушу избежать участи марионетки, и у него по-прежнему была возможность незримо влиять на многие события. А связи у отца имелись. К его мнению прислушивались, с ним считались, профессионализм ни разу не поставили под сомнение. Тот редкий случай, когда на маленькие причуды жевлара дружно закрывались глаза у всего совета. Я же в то время росла в Холмогорах с их примитивными страстями и не видела дальше своего носа.
С оглашением факта моего родства со Стоушем сложные вопросы неожиданным образом исчезали, а многие «умники» послушно смирялись с вопиющей несправедливостью. Только я сама не могла, не получалось. Думаю, ссора с отцом явилась следствием духа противоречия, терзавшего меня эти годы. Самой сокровенной обиды существа, осознавшего себя заключенным в обществе кастовых догм.
Думаю, именно глупая, юношеская манера преувеличивать и видеть мир лишь в белых и черных красках привели к тому, что мы несколько лет не общались. Но кому и что я, в конечном счете, доказала? Лишила себя любящего отца, заставила страдать нас обоих. Неужели мудрость приходит так? Через признание собственных ошибок, горечи потерь и страхом за жизнь любимых? И всегда поздно… Надеюсь только — не слишком для нас со Стоушем.
Я попыталась сесть. Голова закружилась, мир поплыл. Нет. Лучше полежу еще. Бесконечное «ныряние» корабля вверх и вниз заставляло желудок сворачиваться клубком, вызывая тем новые позывы рвоты. Я постаралась отвлечься, снова мысленно вернулась к недалеким дням относительного благоденствия.
После нашей ссоры со Стоушем я перебралась в Тшабэ и жила как могла, частенько перебиваясь случайными заработками. Хорошую работу шантийке без клановой поддержки найти невозможно, о своем родстве с жевларом я тоже никогда не говорила. Пришлось опускаться ниже и убирать гордость подальше. Дела попадались такие, что на душе становилось тошно. Но голод с достоинством переносят только сытые. Правда, и в те дни, когда репутация моя уже оказалась хорошо подмоченной, авторитет Стоуша выручал. Я злилась на собственную слабость, когда вынужденно ссылалась на связи с палачами. А после совершала очередную глупость, пытаясь скинуть ласковую руку, которая, как тогда казалось, не поддерживает, а душит.
Когда наступали черные времена и одиночество казалось особенно острым, невыносимо тоскливым, тогда я вспоминала Холмогоры…
