Но теперь она сама позволила Джейку все или почти все… лечь рядом и ласкать ее груди через шелк сорочки. С таким же успехом она могла быть совсем голой, ибо прозрачная ткань льнула к ней, как вторая кожа, ничего не скрывая.
Джейк нагнул темноволосую голову и накрыл губами ее сосок, с силой втягивая в рот розовый камешек. Кинжальный жар пронзил ее, сворачиваясь раскаленной спиралью в животе и будя странную неудовлетворенность. Девушка что-то неразборчиво пробормотала, но он не остановился, да, правду говоря, она и не хотела его останавливать. Кажется… кажется, впереди ждет нечто необыкновенное, сказочное, и зажженное им пламя поглотит ее, если он сейчас отстранится. И Анжи выгнула спину, запуталась руками в его волосах и притянула Джейка к себе.
Когда он чуть отодвинулся, она ощутила, как мокрый шелк приятно холодит тело. Но Джейк немедленно стал ласкать другую грудь, неустанно обводя языком тугой твердый сосок. Пламя разгоралось все ярче, поднималось выше, а пульс в расщелине между бедрами бешено бился с нарастающей частотой.
О Боже, что с ней происходит? Она хотела чего-то, но не знала, что именно облегчит, снимет эту неугомонную, жадную, мучительную потребность, ее руки бесцельно шарили по его спине, натыкаясь на гладкую кожу безрукавки, касаясь жестких черных завитков на затылке.
Джейк внезапно сел, тяжело дыша и, по всей видимости, стараясь взять себя в руки. Он долго смотрел на Анжи, прежде чем уронить нежный поцелуй в раскрытую ладонь ее руки, и, не отрывая глаз от девушки, поцеловал каждый пальчик, чем немного унял свирепые терзания, и прижал губы к ее запястью.
Слава Богу, он знал, что делать, как успокоить ее безмолвные страхи. Медленно, с бесконечным терпением он продолжал покрывать поцелуями ее руку, продвигаясь вверх, пока не достиг плеча. И только тогда зарылся лицом в ее шею, щекоча кончиком языка розовую раковину ушка, так, что по спине девушки прошел озноб.
Он поцеловал ее висок, лоб, прежде чем спустился к губам, где немного задержался, отыскал ртом бешено бьющуюся жилку в ложбинке шеи и снова скользнул к груди, пока она не затрепетала от беспомощного, но сладкого предвкушения.
И лишь потом, встав на колени, снял последние лоскутки, еще оборонявшие ее скромность — сорочку и чулки, — и швырнул на пол. Анжи умирала от желания прикрыться руками, но старалась не шевелиться, прижав к бокам стиснутые кулаки и ощущая, как горит все тело.
— Боже… ангел… как ты прекрасна…
Сипловатый голос казался ей самой нежной лаской, а взмах ресниц — таким же хмельным, как прикосновение руки, и она снова вздрогнула.
Неожиданно его ладонь легла на красное кружево волос между бедрами, и девушка нервно дернулась.
— Лежи смирно, ангел. Я не причиню тебе зла. Ты и сама это знаешь…
Она знала, но так трудно лежать обнаженной перед ним, по-прежнему одетым, позволять исследовать потаенные складки своего тела, загораясь от каждого касания. В животе снова возник странный трепет, а каждый клочок кожи сделался таким чувствительным, что она вскрикнула, когда он снова принялся ласкать ее… там…
Она смотрела поверх его склоненной головы и млела под руками, с настойчивой нежностью игравшими чуть влажными складками шелковистой плоти. Млела и таяла, как масло на огне. Неожиданно он поднял голову и с мучительной гримасой неутоленного желания прижал палец к ноющему бугорку, средоточию ее муки, так, что Анжи тихо застонала.
Ускользающее наслаждение было совсем рядом, за поворотом, но она не знала, как его достичь, и лишь все сильнее напрягалась, выгибаясь навстречу его ищущей руке, к обжигающим прикосновениям, все приближавшим к неизведанному.
Вот он, взрыв, разметавший ее на миллионы сверкающих осколков…
Девушка забилась в экстазе, почти не слыша его успокаивающего бормотания, вжимаясь бедрами в его ладонь, пока восхитительные судороги пробегали по разгоряченному телу.
С губ срывались едва слышные всхлипы.
— О, Джейк, — шептала она, — Боже… как хорошо…
— Да, ангел.
Он поцеловал ее и нежно пообещал:
— И будет еще лучше.
— Не может быть… — бессильно засмеялась она.
— Поверь, — шепнул он, обжигая ее страстным взглядом. — Поверь мне, милый ангел. Это только Пачало. Пожалуйста… коснись теперь ты меня. Твоя очередь… О нет, не отстраняйся. Тебе нечего бояться… все равно отступать уже поздно…
Он прав. Но как трудно заставить себя выполнить просьбу!
Расстегнутая рубашка обнажала его грудь. Он взял ее руку и прижал к теплой смуглой коже. Под ее ладонью бугрились мышцы, и она почувствовала, как он напрягся, когда она распластала пальцы на его животе. Он поспешно снял пояс и расстегнул штаны, одновременно потянув ее ладонь ниже. Какой он горячий!
Девушка поспешно отстранилась. Джейк негромко рассмеялся:
— Ну вот, все не так уж плохо, правда?
— Правда, — выпалила Анжи, но тут же прикусила губку. И отвернула лицо, когда он приподнялся и сбросил безрукавку и рубашку. Послышался металлический звон: это пряжка ударилась о стол. Он встал, и Анжи зажмурилась, охваченная чем-то вроде паники, едва Джейк избавился от сапог и штанов.
Господи… Господи… все совершается слишком быстро, а она даже не знает, готова ли к главному событию в своей жизни и сумеет ли выдержать то, что ждет впереди. О, все противоречивые эмоции совсем сбили ее с толку, а желание, нараставшее в ней все эти недели, буквально пожирает ее…
Матрац прогнулся под его весом, и он снова растянулся рядом, как огромная бронзовокожая кошка с обжигающим, как раскаленное железо, телом. Он лежал лицом к ней и сейчас сжал ее подбородок и снова потянулся поцеловать ее. Девушка не шелохнулась, только задрожала, едва его рука легкой лаской коснулась ее груди. Язык снова прижался к соску, чертя влажные круги, пока Анжи не задохнулась. Его пальцы продолжали терзать упругую маковку второй груди, беспощадно крутя и потирая ее, так, что Анжи беспокойно заметалась. Неустанное, настойчивое биение между ног началось снова, и она покрепче сжала бедра, чтобы немного прийти в себя, но это лишь усилило муки.
Словно понимая, что она испытывает, Джейк принялся сосать сильными, ритмичными движениями, и Анжи едва не потеряла сознания, боясь, что больше не вынесет.
— Джейк… не надо… — простонала она, — не могу больше…
— Тише, ангел. Можешь. Можешь…
Но его тихие увещевания потерялись в водовороте новых ощущений, и Анжи забыла, что хотела сказать. Все это так отличалось от того, что она видела в мечтах, и первый приступ стыда, когда она осталась обнаженной перед ним, растворился в странном неотступном напряжении, требовавшем разрядки, заставлявшем ее дойти до самого конца, испытать пределы вновь обретенной чувственности, казавшейся такой чудесной и пугающей.
Он втянул в рот другой сосок, и потребность все нарастала, словно внутри все туже затягивалась шелковая веревка, и Анжи, продолжая стонать, подалась к нему. Тело становилось все тяжелее и таким чувствительным, что малейшее прикосновение посылало по всему ее существу бурю огненных искр.
