И тут внизу появились Род Холлоуэй с еще одним агентом. Нам хватило времени лишь обменяться испуганными взглядами, как послышался голос президента:
Мы молчали. Первая леди, кажется, о чем-то догадалась и произнесла тоном, каким говорят все матери:
Вряд ли наши лица могли ее успокоить.
Она бросилась в детскую. Вся моя жизнь, политическая и не только, пронеслась перед моим мысленным взором.
Президент, Фили и я молча смотрели друг на друга.
– Вы ничего не хотите мне сказать? – спросил президент.
Вернулась первая леди. У нее было очень серьезное лицо, примерно такое же, как перед памятным эпизодом с японской ширмой. Я закрыл глаза. Этот рефлекс у меня сохранился еще со школьных времен, когда дети били меня, потому что я был очкариком, к тому же толстым.
– У нас как будто проблема, – с поразительным спокойствием произнесла миссис Такер.
22 Поиски Теодора
Я закрыл глаза и попытался придумать какое-нибудь объяснение для первой леди, куда делся ее сын и почему это произошло. Мне стало дурно, появилось ощущение, что я заболеваю.
– Теодор исчез, – сказала она.
Мне показалось, что лучше промолчать. Но Фили, в определенных ситуациях соображавший побыстрее, заявил:
– Ну, да. Мы уже все обыскали.
– Хотите выпить? – спросил президент.
Мы с Фили выразили желание вновь отправиться на поиски Теодора, но президент попросил нас не беспокоиться, так как хомяк постоянно исчезает, а потом сам возвращается.
Первая леди сказала, что Хлопушка хочет пожелать нам спокойной ночи, и упрекнула нас за сидение допоздна.
В спальню Хлопушки надо было идти мимо лифта, и я, обратив внимание на распахнутую дверь, понял, как малыш пробрался к себе.
Когда мы вошли, Хлопушка лежал, укрывшись одеялом. Мы сели рядом с кроватью. Сначала из-под одеяла показалась макушка, потом понемногу вся голова.
– Ящик был заперт, – сказал Хлопушка.
– О Господи, – прошептал Фили. – А я уж думал, не провел ли ты нас.
Я ткнул его локтем.
– Теодор потерялся, – сказал Хлопушка.
– Мы найдем его, – пообещал Фили.
Открылась дверь, и в комнате стало светло.
– Пора спать, – произнесла первая леди.
– Дядя Герб и дядя Майк могут помолиться вместе со мной?
Первая леди разрешила, однако попросила не задерживаться и, уходя, оставила щелку в двери. Когда Хлопушка убедился, что мать отошла далеко, он полез под одеяло и, вытащив помятый рулон, улыбнулся.
– Вот!
– Фантастика! – воскликнул Фили.
Он принял бумаги, как будто ему позволили подержать в руках страницы из Библии, напечатанной Гутенбергом. Что касается меня, то я не готов был разделить его восторг по поводу происходящего, поскольку теперь у нас появилась другая проблема, и не менее сложная, – как положить бумаги на место.
– Вы должны найти Теодора, – сказал Хлопушка. – Он не любит, когда темно.
– Пять минут, и он будет у тебя, – пообещал Фили.
Неожиданно дверь распахнулась, и мы трое стали якобы молиться, но все по-разному. Фили, который уже лет тридцать не ходил в церковь, произнес что-то вроде обещания лидера хранить верность своей партии. Пробормотав наши «молитвы» до конца, мы оглянулись и увидели стоявшего в дверях президента.
– Фили, вы так представляете себе молитву? – спросил президент, когда мы покинули комнату Хлопушки.
Фили усмехнулся.
– А как же иначе?
Попрощавшись, мы вошли в лифт.
Меня не покидало чувство, что ночь обещает быть долгой, и поиски первого хомяка Соединенных Штатов Америки – лишь ее начало.
Фили отправился к себе редактировать речь президента.
Томпсон стоял на посту возле Овального кабинета.
– Вы не видели тут хомячка? – спросил я.
Он вспомнил, что видел хомячка у Хлопушки. Поперек дверей, что вели в Овальный кабинет, висела шелковая веревка. Я заглянул в кабинет, посмотрел под портьерами, но там хомячка не было.
– Сэр, как он выглядит? – спросил Томпсон.
– Коричневый, маленький, пушистый. Полагаю, в Овальном кабинете их тьма-тьмущая.
– С месяц как у нас тут появились мыши.
– Томпсон, мыши меня не интересуют.
Томпсон заглянул в приемную, в кабинет Бетти Сью Сковилль, прошелся по коридорам. Мы проверили и кабинет Рузвельта. Теодора нигде не было.
Меня это расстроило. Томпсон предложил привести собаку из службы безопасности.
– А если она съест его? Что тогда, Томпсон?
Тут появился Фили. У него был радостный вид. В руках он держал свернутые трубочкой бумаги.
– Что вы тут делаете? – спросил он, как ни в чем не бывало.
Чтобы не выдать нас обоих, я «поведал» Фили, в присутствии Томпсона, о пропаже хомяка.
– Ага, – сказал он. – А в Овальном кабинете вы смотрели?
– Нет, – ответил я. – Конечно же, нет. Ведь туда нельзя входить, правильно, Томпсон?
– Правильно, сэр. Без особого разрешения нельзя. Если официально, сэр, то даже я не могу войти.
Фили принялся его обрабатывать. Конечно же, все понятно – таковы правила. Однако семилетний малыш заливается слезами из-за пропавшего друга.
Томпсон кивал, соглашаясь, что это и в самом деле ужасно.
– Надеюсь, президент не узнает, – сказал Фили.
– О чем, сэр?
– Ну… Разве нам нельзя поискать там президентского хомячка?
Томпсон был сбит с толку.
– Я должен доложить начальству.
– Нет, – возразил Фили. – Так будет только хуже. Тогда все узнают, что Хлопушка не спал в положенное время. У нас будут неприятности. И у вас тоже.
– У меня, сэр?
– Вы ведь разрешили ему войти?
– Но вы же…
Фили покачал головой.
– Не имеет значения. Ведь вы сами сказали, что по инструкции никто не имеет права входить в кабинет.
Продолжая давить на беднягу Томпсона, Фили рисовал страшную картину неминуемой беды – меня и его ругают, а Томпсона переводят в турецкое посольство. Что касается несчастного Хлопушки, то он не спит и все плачет, день за днем, неделя за неделей.
В конце концов Томпсон оглядел коридор и сказал:
– Ради благородной цели…
