Однажды хотела приехать к тебе и ждать, ждать, ждать у двери твоей квартиры. Так бы я и сделала, если бы не боялась, что твоя мама тотчас позвонит моим родителям.
Пожалуйста, найдись!»
«Милый Антоша!
Я все больше подозреваю, что ты и сам не хочешь меня видеть, хотя Афродита Егоровна убеждает меня, что просто не может тебя застать. Говорит, что ты давно не живешь дома. А мне так надо тебя увидеть. Я стараюсь не плакать. Всеми силами стараюсь. Так не хочется верить, что я осталась одна. Одна со всеми этими чужими людьми — злыми или добрыми, но чужими!
Мне неуютно и страшно. Я чувствую себя слабой и маленькой. Я потерялась! Найди меня, Антон! Прошу тебя, найди!»
Галя закрыла тетрадь и украдкой вытерла слезы. Руки ее дрожали, а в горле стоял горький ком. Такая боль звучала в письмах, что это чувствовалось через много лет. Непрочтенные письма. Письма, никуда не отправленные. Письма застывшие, как застывают капли на сильном морозе. Простодушные строчки, в которых было все — и перепады настроения, и страхи, и сомнения, и одиночество…
Галя вышла у станции метро. Сейчас бы она с большим удовольствием прошлась пешком по самым темным закоулкам города, так как ей не хотелось видеть людей — ни их угрюмость, ни их радость. И верить ей сейчас никому не хотелось. Гале казалось, что в окружающих нет ни капли искренности. Все настоящее скрыто, глубоко похоронено.
Неужели все мы притворяемся? Строим из себя непогрешимых, добиваемся соблюдения общепринятых правил, изрекаем умные фразы и забываем при этом, что все мы — ЛЮДИ! В стремлении к совершенству есть смысл только до той поры, пока глаза человека не наполнились слезами, а в душе его не поселился страх перед перспективой остаться в одиночестве посреди собственного несовершенства.
Галя ехала домой со странным безразличием в душе. Раньше она всегда стремилась домой, в уютную чистоту комнат, к своим маленьким домашним хлопотам. Но теперь она не понимала, для чего спешить туда. Зачем?
Она и не заметила, как оказалась у своего подъезда. Окна квартир призывно светились. Где-то смотрели вечерние передачи по телевизору, где-то ругались, где-то готовили поздний ужин…
«Наверное, та девочка Валя тоже шла вот так и с тоской вглядывалась в окна, — думала Галя. — За шторами мелькали тени. Они кого-то ждали, кого-то любили, кого-то провожали. Но никто не ждал ее. Родной город вдруг стал ей чужим. Родные люди превратились в незнакомцев».
— Галя!
Она обернулась. Из темноты к ней вышел Николай.
— Добрый вечер…
— Почему вы не можете оставить меня в покое? — устало произнесла она. — Назойливость никогда не украшала мужчину.
— Зато настойчивость всегда приносила свои плоды, — ухмыльнулся он.
— Моего плода вам не попробовать, это я вам гарантирую. Уйдите.
— Не могу.
— Уж не собираетесь ли вы преследовать меня всю жизнь?
— Вы сдадитесь раньше.
— Разве я похожа на умалишенную?
— Вы похожи на женщину моей мечты. А от мечты не так-то легко отказаться. Я готов на все, ради вас, Галя. Знаете, я даже могу просто так помочь вам найти вашу мать…
— Как же вы мне надоели, Николай. Если бы вы только знали. Мне от вас ничего не надо. Абсолютно ничего.
— Вы говорите так, потому что расстроены из-за бегства своего чеченского героя? Не стоит переживать из-за него. Он с самого начала даже и не думал о вас серьезно.
— О чем вы говорите? — обернулась к нему Галя.
— Мы с ним побеседовали.
— Как побеседовали?
— Как мужчина с мужчиной. Должен же я был выяснить намерения своего соперника. Он прекрасно все понял и решил окончательно покинуть поле битвы. Неужели вы рассчитывали на что-то серьезное с ним?
Галя задохнулась от возмущения.
— Вы… вы… кто вы такой, что позволяете себе вмешиваться в мою жизнь?! Гнусный вы человек! Что вы мните о себе? Вы же топчете людей, вы слушаете только себя и любите только себя в себе, никак не больше! Вы бездушны, самонадеянны, беспринципны… Да что с вами говорить! Вы даже не понимаете, насколько вы уродливы! Не хочу вас видеть! Понятно?
Она вбежала в подъезд и помчалась вверх по ступенькам.
«Господи, что этот тип ему наговорил? — думала она в ужасе. — Наверное, каких-нибудь гадостей. Потому Степан так и уехал…»
Во всей квартире горел свет. Бабушка, судя по всему, волновалась.
— Галя, что случилось? Ты плакала?
— Нет-нет, это из-за ветра.
— Где ты была так долго? Я уже не знала, что и думать. Позвонила Афродите Егоровне, а она сказала, что ты давно уехала.
— Прогулялась по городу.
— Тебе, кстати, звонили.
— Кто?
— Молодой человек, представившийся Виктором. Он сказал, что перезвонит утром.
— Хорошо, — кивнула Галя, вытаскивая из кладовой стремянку и поднимаясь к антресолям.
— Ужинать будешь? — спросила Зоя Даниловна, подозрительно следя за ней.
— Спасибо, бабуля, но мне не хочется.
— Позволь спросить, зачем тебе чемодан?
— Я уезжаю, — просто ответила Галя, спускаясь со стремянки.
— Вот как? И куда же?
— В Запеченск.
— Там что, срочные сборы медсестер?
— Нет. Там живет Степан. Я тебе говорила.
— У вас что-то случилось? — с каким-то облегчением поинтересовалась Зоя Даниловна.
— Да, случилось. Случилось так, что я его люблю. Понимаешь?
Зоя Даниловна ничего не сказала. Просто подошла к ней и обняла.
Галя вдруг поняла, что перед ней совсем не сильная женщина. Да и что значило — быть сильным? Умение не выдавать своих чувств? Способность упрямо сказать «нет», когда следует сказать «да». Тогда это глупая, фальшивая сила. Такая сила отталкивала, а не привлекала.
— Спасибо тебе, бабушка, — произнесла Галя. — Спасибо, что ты меня понимаешь. Это важно.
— Давай-ка присядем, — предложила Зоя Даниловна, уводя ее на кухню. — Просто я не хочу больше ошибаться, деточка… Достань из шкафчика настойку, пожалуйста. В такие моменты у русских людей в руке обязательно должна быть рюмочка.
— Ладно, уговорила, — кивнула Галя, разливая настойку. — Но приверженность русским традициям в первом часу ночи обернется для тебя завтра неприятностями.
— А, плевать! В конце концов, мы русские бабы или нет?
— Вообще-то русские, — согласилась Галя.
— Ну, если мы покончили с этим вопросом, тогда я хочу выпить за тебя и за твоего избранника, который, кстати, мне очень понравился.
