Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
На обратном пути судно взяло курс на Бомбей. Затем предстояли заходы в Карачи, Аден, далее — Красное море, Суэцкий канал, Средиземноморье, Атлантика и возвращение в Дувр.
Однако в назначенное время «Саманта» в Бомбей не пришла.
Первые часы после отплытия из Коломбо она в штатном порядке выходила на связь, а потом вдруг исчезла из эфира. Последний сигнал (вполне спокойный) был зафиксирован 17 июля, когда судно находилось ориентировочно на 14-м градусе северной широты.
«Саманта» не объявилась ни через неделю, ни через месяц. Поиск с участием авиации и кораблей береговой охраны результатов не дал. В конце концов, решили, что судно затонуло. А спустя три с половиной месяца «Саманта» пришла в Бомбей.
Незадолго до этого она успела выйти на связь, и на изумлённые возгласы портовых радистов: «Где вы были?? Мы успели вас похоронить!» радист судна ответил: «У нас всё в порядке. Следуем своим курсом без задержек». Когда капитан и команда сошли на берег, самым большим потрясением для них стала дата, которую они увидели на календарях: 31 октября. Получалось, что «пропущенные» месяцы эти люди провели нигде.
Между тем бортовые приборы показывали, что судно держалось курса, не дрейфовало и не накручивало лишних миль. Несмотря на это, по возвращении «Саманты» в порт приписки Том Такер был обвинён руководством судоходной компании в нарушении служебного долга и сознательном изменении маршрута. Позже в судебных слушаниях даже звучала такая версия, будто крепко спаянная команда вступила в групповой сговор, спрятала судно в тихой бухте и провела почти три месяца в разгулах и кутеже. Один журналист, комментируя этот бред, попутно задавался вопросом: а куда же заговорщики на время загула девали пассажиров? Не иначе как взяли в заложники и насильно вливали им в глотки алкоголь… Кстати, свидетельства пассажиров не противоречили показаниям моряков.
Можно было надеяться, что судебный процесс, который затеял уволенный Томас Такер, внесёт хоть какую-то ясность. Но в ходе слушаний вскрылись настолько невероятные обстоятельства, что дело о «Саманте» ещё больше стало походить на зловещий абсурд.
Выяснилось, что после исчезновения из радиоэфира судно пережило две короткие, но чрезвычайно сильные бури с грозой и шквалистым ветром, похожие на смерчи, которые налетели ненормально быстро и так же быстро стихли (по словам моряков, ничего похожего они не видели за всю жизнь). А самое поразительное случилось в промежутке между этими бурями. «Что же?» — спросил судья. «На нас напали», — ответил Том Такер.
Слова капитана подтверждала запись в бортовом журнале:
«17 июля в 19 часов 11 минут после выхода из бури были встречены и атакованы двухмачтовым парусным судном неизвестной государственной принадлежности. Атаку отбили подручными средствами, включая багры, брандспойты, огнетушители и старый автомат системы “Томпсон”. Один из нападавших был серьёзно ранен».
Вот в этом месте разбирательства Томас Такер сильно смутился и довольно долго молчал, видимо, решая, стоит ли рассказывать всё до конца, или он рискует совсем превратиться в посмешище? Наконец, решился: «Дело в том, что это был парусник очень древней конструкции… Мы оглянуться не успели, как они зацепились крючьями за наш борт и пошли на абордаж».
По словам Такера, нападавшие были в одеждах старинного покроя и выкрикивали что-то непонятное. «Мне даже показалось в первую минуту, что это какие-то киносъёмки». Экипаж судна повёл себя очень решительно. Мощные брандспойты и автоматные очереди вызвали панику среди нападавших, они покинули «Саманту» с той же стремительностью, что и появились на ней. Странный парусник ушёл куда-то на левый траверз, а вскоре началась вторая буря, ещё страшнее первой.
«Почему же вы не сообщили о нападении по радиосвязи?» — спросил судья. «Мы-то как раз сообщили, но я не уверен, что это кто-нибудь услышал». И в самом деле, ни Бомбей, ни Коломбо, ни различные корабли, находившиеся тогда же в Аравийском море, — никто сигнал «Саманты» не получал. Хотя бортовая магнитофонная запись радиопереговоров зафиксировала слова: «На нас напало неизвестное судно!» И чуть позже: «Помощь не нужна. Сумели отбиться своими силами».
После событий 17 июля (если не в тот же день) с борта «Саманты» исчезла молодая женщина, певица, одна из двух артистов, нанятых на судно перед самым рейсом. Её муж заявления о розыске не подавал, поскольку, по его словам, это был добровольный уход, о котором он знал. По данному эпизоду проводится дополнительное расследование.
Согласно решению суда, Томас Такер был восстановлен в должности, но вскоре предпочёл уйти на пенсию.
__________
Я чувствую вину перед капитаном Такером, который взял нас с Полиной в плаванье, не зная, какую «бомбу» он берёт вместе с нами на борт. Но я и сам очень смутно это представлял.
До того как мы вышли в море, Полина переспрашивала несколько раз: «Ты уверен, что у тебя получится?», и я отвечал: «Должно. Обязательно».
Мне было известно, что она сказала Малкольму «прощай», несмотря на его резонные уговоры, и после долгих, очень болезненных размышлений решила не прощаться с мачехой и отцом. Только позвонила и сказала, что у неё всё хорошо.
Мы назвали себя семейной парой, поэтому нам дали одну каюту на двоих. Она была маленькой, тесной, и благодаря тесноте, отнимающей всякую дистанцию, позволяющей соприкасаться нечаянно сто раз на дню, мы претерпевали острейшее, почти предсмертное состояние счастья, в котором можно было дышать не только ртом в рот, но и кожей в кожу, можно было в темноте говорить оглушительным шёпотом, находясь друг в друге, и можно было, не рискуя ошибиться, вообще не различать — где я, а где она.
Днём пассажиры «Саманты» выходили на палубу в чём попало: в майках, шортах, панамках. Но к вечеру, перед нашим концертом, наряжались в костюмы и вечерние платья, как на торжественное мероприятие. Я показывал самые простецкие фокусы, а Полина пела, что ей хотелось, по настроению. Наибольший успех у зрителей имели чтение сожжённых записок, присланных из зала, и добывание голубя из крутого кипятка. Полину заставляли петь на бис русские романсы, «Вернись в Сорренто» и «Санта-Лючию».
Голубь, добываемый из кипятка, днём обычно дремал в клетке, накрытой платком. Но как-то раз я вернулся в каюту (Полину задержала на палубе говорливая меломанка) и обнаружил, что птица всхрипывает и бьётся о прутья, как будто в истерике. Ничего пугающего или подозрительного я не нашёл, но догадался проверить баул с концертным реквизитом, где лежал мой чёрный касабланский трофей. Ящик снова был раскалён, заметно подрагивал, а линии на боковой грани, до сих пор казавшиеся царапинами, теперь превратились в узкие щели между отсеками, угрожающими раскрыться куда-то внутрь: стоило лишь посильнее надавить пальцами на горячую заслонку. Я спрятал ящик назад в баул и вышел из каюты.
Снаружи палило нещадно. Море смотрело со всех сторон огромным просоленным глазом. Мне нужно было выяснить точное местоположение корабля. В носовой рубке я встретил помощника капитана и услышал от него, что это самый юг Красного моря, скоро войдём в Баб-эль-Мандебский пролив. Сейчас я мог бы и не заглядывать в карту: мы находились чуть выше 14-го градуса северной широты. Чёртов ящик безошибочно «чувствовал», куда его занесло. У меня ещё оставалось время для манёвра — в следующий раз мы дойдём до этой же параллели на обратном пути из Коломбо.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
