Какой позор!
И позор не в том, что жена ему вульгарно и пошло изменяет, как и положено голливудской актрисочке, когда ее муж находится в более чем длительной командировке. Стыд и позор в том, что он, Павел, умница, светлая голова, ученый, сильная личность, каким он сам всегда себя хотел видеть, вдруг распустился… Распустил нюни… Принялся пускать пузыри… Впору еще начать мочиться под себя!
И какой стыд, что он в пьяном безобразии корчил из себя Казанову… Откуда это в нем взялось? Бр-р-рр!
У Павла от стыда мутился рассудок. Единственное, чего ему хотелось, – сгореть от удара молнии, провалиться сквозь землю прямо на глазах у Клэр… И тем самым доказать ей, что он совсем не такой, каким был в долгие часы помутнения рассудка.
Он стыдился своей слабости. Он не хотел, чтобы кто-то считал его слабым. Но Клэр не считала. Она правильно поняла его.
Она такая умная – Клэр!
Она вывела его из запоя. Принесла в его бунгало те научные статьи, развесив их увеличенные ксерокопии во всех местах его жилища, включая и ванную, и кухню, и бар в холле… Чтобы, каким пьяным он ни был, не мог бы не заметить почти метровых заголовков, от которых он мгновенно должен был отрезветь…
Новые искусственные минералы и космические технологии… Магнитные свойства кристаллов, выращенных в невесомости… И, наконец, главное: Опыты по созданию экстремальных геологических условий с применением космических технологий…
Клэр была права. Он протрезвел от этих заголовков.
Двое суток он высидел дома на минеральной воде и аспирине, не пуская в свое бунгало даже уборщицу…
И на третье утро, когда Клэр как всегда трусила по гравию в беленьких кроссовках на ладненьких своих загорелых ножках мимо розариев, источавших утренние ароматы… Она вдруг услыхала позади знакомое дыхание и нарастающий шум хрустящего гравия. Она оглянулась… Это был Павел.
– Хай! – крикнул он ей, как ни в чем не бывало.
– Хай, – ответила она с приветливой улыбкой.
После двухнедельной борьбы с собственным здоровьем, бег Павлу давался трудно, и Клэр, жалея его, не убыстряла темп, а двигалась почти шагом… Павел дышал тяжело, но выглядел счастливым.
– Спасибо тебе за статьи.
– Я рада, что ты их заметил.
– Ты их так увеличила, что разглядел бы и слепой, да и расклеила по всей квартире. Несложно было разобраться, что это не реклама туалетной бумаги.
– Я рада, что ты снова в форме.
– Ну до полного восстановления еще далеко, но к среде обещаю тебя перегнать на финише нашей дистанции.
– Посмотрим, а проигравший устраивает ужин.
– О’кэй, я в любом случае твой должник за твою неоценимую заботу о моей научной форме, с меня безусловный ужин при свечах.
– Но без алкоголя.
– Ну-у-у, так уж совсем?
– Тогда без крепкого алкоголя…
У Павла от счастья зашлось сердце.
– У нас проблемы, – сказал главный администратор, усаживаясь в предложенное директором кресло.
– Проблемы? – удивленно приподнял бровь директор.
– Кто-то спровоцировал сбой работоспособности объекта «десять».
– Каким образом?
– Ему вбросили информацию, вызвавшую сильнейший эмоциональный стресс.
– Каким образом?
– Ему подбросили фоторепортаж о сексуальных похождениях его жены.
– То есть тем самым вы утверждаете, что здесь против нас работает враг?
– Этого следовало ожидать.
– А что с программой «семья»?
– Он оказался хитрецом, он нас обыграл…
– И все ваши дилеи, все ваши электронные фокусы пошли коту под хвост?
– Да, сэр…
– Вам надо выяснить, кто подбросил «десятому» информацию.
– Уже занимаемся, сэр.
– Это дело рук… оппозиции. Вы понимаете, о ком я…
– Мы найдем шпиона, сэр.
– Найдите, иначе вас пустят поплавать с вашими акулами и барракудами…
Никто из руководства Ред-Рок его ни словом не упрекнул за двухнедельное отсутствие в лабораторном корпусе.
А подчиненные ему техники и лаборанты, те и ухом не повели при появлении шефа, как будто он и не пропадал нигде, а только вышел на полчаса, на ти-брэйк, и сразу вернулся.
А на столе накопилось отчетов за две недели экспериментов. Разгребая завалы бумаг, Павел ворчал себе в нос, никто, де, моей работы делать не хочет, но и порадовался: значит, начальство никому не смеет делегировать даже части его обязанностей. Доверяют. И это хорошо.
А вообще, двухнедельная пьянка – такой стресс для мозговой серой массы, что в ее глубинах резко могут созреть новые идеи, которые раньше, по трезвости, никак не могли вылупиться…
Клэр пришла к нему в вечернем платье. Он просто обомлел. Она была воплощением соблазна.
От завитка светлых волос на шее возле левого ушка, от волнующей, сдавливающей дыхание нежной канавки между восхитительными грудями в глубоком вырезе ее платья, от схватывающих спазмом в горле изумительных линий, безошибочно угадывающихся под тонким бархатом от Армани… и до нежных розовых ноготков на пальчиках ее ног, что безупречным педикюром выглядывали из носочков ее лаковых босоножек на высоченной шпильке каблука…
И она так мило и просто улыбалась ему…
– Ну вот, я и пришла! Надо помочь на кухне? Где фартук? Где плита?
Но все к ее приходу уже было готово.
Не был бы он тогда бывшим начальником геологического отряда… И даже экспедиции! Эх, сколько картошки он перечистил в своей кочевой жизни русского геолога! Так что…
Так что присаживайтесь, милая Клэр! Будьте как дома!
Сценарий ужина при свечах был продуман до мелочей. Все-таки ученые тем и отличаются от иных смертных, что способны все предусмотреть. Особенно, если это касается ужина с милым другом.
– Хочу посмотреть меню вашего ресторанчика, мистер хозяин, – шутливо заявила Клэр, присаживаясь в кресло у низкого, располагающего к неофициальному общению стола.
– Какое может быть меню у русских, – воскликнул Павел, – водка и икра!
– Понятно, то-то я гляжу по телевизору на вашего президента, он, по-моему, трезвым вообще никогда не бывает, – сказала Клэр, – и вообще, мы ведь договорились, что вечеринка обойдется без крепких напитков.
– Договор дороже всего, – ответил Павел, вручая Клэр бокал с собственноручно приготовленной «маргаритой».
– А ты еще и бармен? – изумилась Клэр.
– И повар, но это ты еще оценишь, а пока наслаждайся аперитивом…
