— Лысая ослиная задница!
— Неплохо.
— Дерьмо сопливой, блохастой бешеной обезьяны!
— Да у тебя просто талант! — Тут я нахмурился.— Почему он светится красным?
— Ты видишь его ауру,— пояснила Изабо. — Ее легче заметить, когда находишься в таком, как сейчас, состоянии. А вот этот оттенок красного — особенный, принадлежит только ему. Видишь тех стражников? Их ауры тоже уникальны, но в них красного не много, только по краям.
Да, Изабо была права. Стражники выглядели как покрытые дымкой жесткие многоцветные леденцы.
— Это знак их принадлежности Монмартру.
— Погоди, так, значит, у нас у всех есть такое? — Я только теперь заметил, что аура Изабо и моя собственная имеют одинаковый переменчивый жемчужно-голубоватый цвет и окружают все наши тела, почти соприкасаясь.
— Да.
— Какой цвет у Дрейков?
— Голубовато-серый, как поверхность озера перед штормом. У Люси — очень яркий, розовый, как сахарная вата. У хел-бларов вообще нет цвета, и от этого у меня болит голова.
— Это тоже очень странно, правда?
Стражники отсалютовали и шагнули в стороны, прежде чем Изабо успела ответить. В комнату вошел еще один мужчина, одетый в до нелепости дорогой костюм, сшитый на заказ. Волосы у него были темно-каштановыми, подстриженными визажистом в том нарочито небрежном стиле, которого весьма трудно достичь. Мужчина был не очень высоким, слишком нежным и аристократичным, чтобы казаться опасным. Вот только зловещая сила как будто изливалась изо всех пор его кожи. Я подплыл ближе к Изабо. Меня вдруг охватило желание защитить ее, осторожно плавающую над двумя хищниками, уже не раз пытавшимися ее убить. Я не узнал нового вампира, но моя мама не рожала идиотов.
— Грейхейвн? — шепотом спросил я.
Она кивнула коротко и нервно, как кукла с деревянной шеей. Мне захотелось обнять ее — даже сильнее, чем вернуться в собственное тело. Но ни то ни другое не было возможно прямо сейчас.
Грейхейвн налил в бокал крови и бренди, выпил и заговорил:
— Хел-бларов неплохо отвлекли.
При звуке его голоса Изабо отпрянула, как будто он попытался проткнуть ее колом.
На Монмартра это, похоже, не произвело особого впечатления. Он выглядел по-настоящему утомленным, почти серым от усталости.
— Нам повезло, мы доставили пакет,— сказал он.— Но у нас нет ни времени, ни людей, чтобы предпринимать атаку на ферму Дрейков. Нам нужен элемент неожиданности, и мы его дождемся, но не сейчас. Они вообще не спускают глаз с проклятой девчонки.
Они говорили о Соланж. Я и сам не замечал, что зловеще рычу, пока чуть не подавился этим звуком.
— Но она же будет на коронации,— ровным томом заверил его Грейхейвн. — Ты можешь захватить ее там. Вместе с короной.
— Да, в последний раз это получилось просто отлично,— сухо бросил Монмартр.
— Ты слишком уж тревожишься.
— Во время коронации они будут нас ждать,— сказал Монмартр и встал.— Нам нужно действовать раньше. Я могу забрать девчонку после того, как добуду корону.— Он улыбнулся, и меня пробрало холодом.— Пусть твои воины будут наготове. Мы отправим туда стражников-людей прямо сегодня, до заката, и последуем за ними.
— Но...
Монмартр не видел странного выражения лица Грейхейвна, но мне оно было хорошо заметно. Я совершенно не представлял, что все это может означать, лишь угадывал напряжение, надежду, печаль, гнев, зависть и восхищение. Чересчур много эмоций, слишком быстро они сменили друг друга. Все это скрыл тонкий налет панического страха. Но ведь Грейхейвн явно не принадлежал к импульсивным особам. Ему не понравилось изменение плана.
Однако тот включал в себя убийство моих родных и насильственное замужество сестренки.
Я был вне себя и сказал Изабо:
— Мы должны предупредить их.
Меня вдруг стало раздражать то, что я болтаюсь тут под потолком, как клочок тумана. Я был слишком зол, напряжен и встревожен, чтобы плавать, мне хотелось почувствовать землю под ногами, помчаться через лес к королевским пещерам, ощутить в руке добрый меч, крепко сжать надежный гладкий кол. Прямо сейчас.
Грейхейвн слегка нахмурился и бросил подозрительный взгляд в темные углы комнаты.
— Merde! — Изабо потянулась ко мне раньше, чем я успел приблизиться к ней, ее пальцы впились в мою руку.— Подумай о своем теле,— прошептала она, так близко придвинув губы к моему уху, что мне стало щекотно.
Грейхейвн резко вскинул голову и посмотрел вверх, но мы уже мерцали, таяли, и у меня снова отчаянно закружилась голова. Я понятия не имел, увидел он нас или нет, где сейчас верх, а где низ, будто целые годы кувыркался в воздухе, а потом свалился бесформенной кучей рядом со своим телом. Оно выглядело куда более спокойно и мирно, чем я себя чувствовал.
Изабо будто получила контузию, ее астральное тело казалось мне тяжелым, как камень, аура мигала, как электрическая лампочка, которая вот-вот перегорит.
— Эй! — осторожно окликнул ее я, поднимаясь на ноги.— Изабо!..
Она не моргнула, не посмотрела на меня, не откликнулась на свое имя.
— Изабо!
Она говорила, что нужно трижды произнести ее имя, чтобы вернуть ее в тело. Я не знал, поможет ли это, пока я сам не нахожусь в собственном теле.
— Изабо!..
Ничего. Не помогло.
Она оставалась нереальной и неподвижной, как будто проглотила луну. Я вдруг почувствовал себя уставшим и растерянным.
— Изабо, черт побери!
— Логан...— Она медленно повернула ко мне голову.
— Вот дерьмо! Ты меня напугала,— проворчал я, вдруг почувствовав себя словно пьяным.
С моей аурой что-то было не так. Она поблекла.
— Тебе нужно сейчас же вернуться в тело,— настойчиво сказала Изабо.— Немедленно!
— Хорошая мысль.— Я с трудом улыбнулся.— Изабо!..
— Да.
— Как мне это сделать, ma belle?[20]
Уроки французского в конце концов оказались полезными, и не только потому, что нам нужно было хотя бы отчасти понимать мадам Веронику. Я мог очаровывать Изабо на ее родном языке. Она улыбнулась. Я был уверен, что мне это не показалось. Да, совершенно уверен.
— Просто сядь в него, как будто в кресло.
— Ладно.— Я коснулся ее щеки или попытался это сделать.
Наши ауры соприкоснулись и вспыхнули.
— Ты редко улыбаешься.
— Поухаживай за мной потом, Логан.
Она толкнула меня, и я свалился спиной вперед на собственное тело. Мои руки и ноги дернулись так, как будто меня ударило током. Я вдруг почувствовал себя тяжелым, непонятным, меня что-то кололо... Шарлеман бесцеремонно обнюхал меня, оставил на шее влажный холодный след.