Сегодня новое задание Учителя — подчистить еще один рынок от черноты. Одно плохо вперед выдвигается не мой отряд, а вадимовский. Может, мы в прошлый раз не лучшим образом справились с поручением? Нет, не похоже: если Учитель недоволен мной, он не считает нужным этого скрывать: вызовет к себе и пропесочит. А раз он молчит, значит все в порядке.
Дома ко мне бросается Касенька и начинает тереться о мои ноги. Такая вот ласка кошачья. Она все понимает:
— Кушать хочешь или чего-то натворила? — В ответ Касенька подставляет ушки, мол, почеши, если любишь!
А на кухне, между прочим, наглядные свидетельства ее непрекращающихся проделок: разбитая вазочка и разбросанные по всему полу печенья. Это так оставлять нельзя, попадет Касе от мамы. А вот и она. Я-то всю жизнь думал, что ей работа только во вред и врачи тоже рекомендовали отлежаться как следует. Она же больше двух месяцев не выдержала. Снимая туфли в прихожей, она успевает одновременно мобилизовать меня на новые домашние подвиги:
— Артем, ты пельмени поставил вариться?
— Не-а, я же не знал, когда ты придешь.
Пельмени вмиг извлечены из морозилки, теперь надо с полчаса дожидаться, когда они дойдут до кондиции.
— Но хоть разморозить-то их ты мог? — и мама, швыряет пакет молока и буханку на стол. Такое с ней не часто случается.
— Мамулик, что случилось-то? Может, что на работе произошло?
Мама устало опускается на табуретку, и принимается разглаживать клеенку на столе, так она обычно делает в минуты сильного расстройства.
— Помнишь, я говорила, что у нас соседи — молодые ребята? Представляешь, Гуля перестала со мной здороваться, что произошло, ума не приложу? Увидит меня во дворе и отворачивается. Как-то вышла я на площадку, она куда-то с детьми собиралась, так при виде меня, она детей домой завернула и дверь захлопнула. Когда я заболела, она постоянно наведывалась… Чем я могла ее обидеть — ума не приложу.
Монолог заблудшей России в исполнении мамы — сама еле дышит, а переживает за какую-то татарку или таджичку, а может узбечку — кто их к черту разберет!
— Нашла, о чем думать, из-за чего расстраиваться. Ну, не здоровается с тобой какая-то ч… — я вовремя спохватился и прикусил язык, какая-то — чувырла. Бог с ней!
— Просто странно как-то. Людей стало трудно понять. Ладно, может, ты прав, вон скоро сессия начинается, мне уже звонят по поводу чертежей. Свои бы дела успеть. И без соседей проблем хватает. Кстати, давно хотела спросить, а как у Иры дела?
— Не знаю, и знать не желаю.
Мама удивлена, пока она собирается с вопросом, я ставлю все точки над «и»:
— Между нами все кончено.
— А почему? Такая девочка! И к тебе прекрасно относилась. Из-за чего вы поссорились?
— Мам, я даже имени ее слышать не хочу, не то чтобы обсуждать, почему мы расстались! — Сказал, как отрезал. Сейчас самое лучшее — подняться так же резко из-за стола.
— Тебе вообще ничто не нужно, кроме клуба! — запахло скандалом крупного значенья. Мама принимается массировать под сердцем. Просто давит на меня или впрямь с сердцем плохо?
— Что у тебя произошло с Ирой?! — Это уже допрос с пристрастием и от него так просто не отделаться.
— Ну, она мне соврала… — мелких потерь не избежать, главное — обойтись без истерики — с сердцем шутки плохи.
— В чем Ира тебя обманула? — Жесткие нотки в голосе мамы не оставляют шансов на отступление.
Вранья она не выносит, лучше сказать правду, наверняка поймет и поддержит меня.
— Когда мы начали встречаться, она скрыла, что у нее мать — азербайджанка, — мне давно хотелось с кем-нибудь поделиться своим несчастьем, и я просто с облегчением выплюнул этот ком, давно застрявший у меня в горле.
— И что с того?
Она действительно не понимает, что сделала эта мерзавка или рассчитывает представить все как детскую шалость?
— Как «что с того»? Она меня обманула! Да еще в таком важном вопросе! — меня начинает медленно, но верно выносить на крик.
— А ты ей сказал, что у тебя бабушка — армянка? — мама хоть и не кричала, но злости в ее голосе ощущалось не меньше.
— Что? — Вместо крика у меня вырывается хрип. Я вскакиваю со стула и смотрю на мать. — Ты сама хоть понимаешь, что несешь?
— Могу разъяснить: моя мама, то есть твоя бабушка, обыкновенная армянка, не из тех, кто перебрался в Москву в годы перестройки, а много-много раньше. И сама не припомнит когда, да и считает уже давно себя русской. И что же со мной ты тоже не будешь разговаривать? Я же никогда не говорила о своем армянском происхождении.
Она бледна как смерть, вмиг состарилась на сто лет — сидит по-старушечьи, сгорбившись.
У меня что-то похожее на столбняк. То ли язык отнялся, то ли мозги отключились. Пытаюсь соображать молча. Что бы такое ей сказать? Нет, решительно нечего. В голове — хаос. Что придумать, и главное — что делать? Как же так, а?
— Почему я об этом узнаю сейчас? — вопрос повисает между нами, подчеркивая особый смысл, неожиданно наступившей тишины. Я слышу глухие удары сердца и пульсирующую кровь в вене. И гул в ушах.
— Да потому что я никогда не задумывалась над тем, какая разница Петросян она или Петросова. Она и отца-то своего не помнит. Получала паспорт и попросила написать «ова» вместо «ян». Три буквы вместо двух и что с того? Что случилось, что теперь это для тебя стало принципиально важно?
— Потому что теперь я не могу называть себя русским!
Наверное, в такие минуты совершаются величайшие преступления — сын отказывается от матери, мать отворачивается от сына. Господи, возможно ли такое со мной? Если да, то за какие грехи? Грех ведь не на мне, а на той, что называется матерью, скрывшей от меня тайну моего происхождения. Она не понимает или делает вид, что не сознает, к какой пропасти она меня подвела?
— Артем, да пойми ты, не национальность бабушки с дедушкой определяет твое самосознание, твою человеческую сущность. Не те, кем родились твои родители. А то, кто ты есть! Кем ты себя осознаешь и что ты значишь для людей. Неужели это так трудно понять?
— Это ты не можешь понять того, что ясно, как божий день. Я — русский. И таким себя чувствовал и сознавал. До сегодняшнего дня! Ярость просто глушит во мне призываемую, мною на помощь, что есть мочи, осторожность.
— Быть русским — значит быть истинным россиянином. Ибо нерусский не может любить Россию так, как я люблю.
— Россия — родина не только для русских, для татар и якутов — это родная земля, — она уже с каким-то отчаянием это выкрикнула. — Да и какая разница, кто человек по национальности? Что изменилось в тебе, когда ты узнал, что в твоих жилах течет и армянская кровь! А сколько кровей перемешено в твоих далеких предках — ты об этом подумал?!
Шаркая ногами, мама как в полусне бродит по кухне. Мертвая тишина окутала невидимой шалью нас. Она бесцельно передвигает стулья, предметы. А в них все еще звенит ее голос: «А ты подумал?»
