— Правда?
— О да. Превосходный портной. — Он расстегнул твидовый пиджак, чтобы показать мне ярлык, который я видел каждый день, всю свою жизнь: Рональд Данфорд, портной.
— Мир тесен, — сказал я.
— Да-а. Но уже не так, как раньше.
— Ему бы это очень польстило.
— Не думаю. Я хорошо помню Рональда Данфорда.
— Тут вы правы, — улыбнулся я, думая, ведь прошла всего неделя.
— Я очень расстроился, когда узнал, что его не стало, — сказал Арнольд Фаулер.
— Спасибо.
— А как ваша мама?
— Вы знаете, справляется. Она у меня очень сильная.
— Да-а, йоркширская девушка до мозга костей.
— А знаете, вы работали в школе Святой Троицы, когда я там учился.
— Неудивительно. По-моему, в разное время мне довелось поработать в каждой школе Западного округа. А вам нравилось учиться?
— Ага. Я очень хорошо помню школу. Но я никак не мог научиться рисовать, даже под дулом пистолета.
Арнольд Фаулер улыбнулся:
— Значит, вы не были в моем Клубе юннатов?
— К сожалению, нет. Я был в Бригаде мальчиков.
— Это те, что в футбол играли?
— Ага. — Впервые за долгое время я засмеялся.
— Мы до сих пор в меньшинстве. — Он протянул мне кружку чая. — Сахар сами положите.
Я положил две большие ложки и долго размешивал их.
Когда я поднял глаза, Арнольд Фаулер смотрел на меня в упор.
— А с чего это вдруг у Билла Хаддена проснулся интерес к лебедям?
— Мистер Хадден тут ни при чем. Просто я написал статью о несчастных пони в Невертоне, а потом услышал о лебедях.
— Откуда услышали?
— Народ говорил в редакции. Барри Гэннон, он…
Арнольд Фаулер покачал головой:
— Ужасное, ужасное дело. Я его отца тоже знаю. Очень хорошо знаю.
— Правда? — спросил я, притворяясь фантиком, притворяясь полным дураком.
— Да-а. Какая жалость. Такой талантливый молодой человек был этот Барри.
Я сделал глоток обжигающего сладкого чая и сказал:
— Я не знаю подробностей.
— Простите?
— О лебедях.
— А, понятно.
Я достал блокнот.
— Сколько всего случаев имело место?
— В этом году — два.
— Когда это было?
— Один где-то в августе. Другой — чуть больше недели тому назад.
— Вы сказали, в этом году?
— Да. Такие случаи происходят постоянно.
— Правда?
— Да. Это омерзительно.
— Одинаковые случаи?
— Нет, что вы. То, что произошло в этом году, — чистое варварство.
— Что вы имеете в виду?
— Над ними издевались.
— Издевались?
— Отрубили крылья к чертовой матери. Живому.
Во рту у меня стало сухо, как в пустыне.
— А что обычно бывает?
— Из лука стреляют, из пневматических винтовок, дротики бросают.
— А полиция? Вы всегда сообщаете о таких случаях?
— Да. Конечно.
— И что они сказали?
— На прошлой неделе?
— Ну да, — кивнул Я.
— Ничего. То есть, а что они такого могут сказать? — Арнольд Фаулер вдруг засуетился, стал крутить в руках чайную ложку.
— Значит, полицейские с прошлой недели к вам больше не приходили?
Арнольд Фаулер смотрел из окна кухни на озеро.
— Мистер Фаулер?
— Что за статью вы пишите, мистер Данфорд?
— Правдивую статью.
— Так вот, меня попросили держать мои правдивые истории при себе.
— Что вы хотите сказать?
— Есть некоторые вещи, которые меня просили никому не рассказывать. — Он посмотрел на меня, как на дебила. Я взял кружку и допил свой чай.
— У вас есть время показать мне, где вы их нашли? — спросил я.
— Да.
Мы прошли через главный зал под висящим лебедем.
У больших дверей я спросил его:
— А Клер Кемплей сюда никогда не приходила?
Арнольд Фаулер подошел к карандашному рисунку с закрученными краями. Рисунок висел на стене над ярко раскрашенной батареей. На нем было изображено озеро с двумя целующимися лебедями. Фаулер расправил один из краев.
— В каком все-таки проклятом мире мы живем.
Я открыл дверь и вышел на плоский солнечный свет.
Мы спустились от главного зала к мосту через Лебединое озеро.
На другой стороне озера облака неслись, закрывая солнце, бросая тени на подножье Мурского холма — лиловые, коричневые, — делая его похожим на лицо в синяках.
Я думал о Поле Гарланд.
На мосту Арнольд Фаулер остановился.
— Похоже, что последнего они бросили обратно в озеро с этого моста.
— А где именно ему отрезали крылья?
— Не знаю. Честно говоря, место экзекуции никто не пытался найти.
— А другой случай, который в августе?
— Его подвесили за шею, вон на том дереве. — Он указал на большой дуб на другом берегу озера. — Сначала распяли, а потом отрезали крылья.
— Вы шутите?
— Какие тут могут быть шутки?
— И никто ничего не видел?
— Нет.
— А кто их нашел?
— Того лебедя, который был на дубе, нашли ребятишки, а второго — один из смотрителей парка.
— И полиция ничего не предприняла?
— Мистер Данфорд, мы создали мир, в котором распятие лебедя воспринимается как шалость, а не как преступление.
Мы молча поднялись на вершину холма.
На стоянке из автобуса высаживался класс. Дети толкались и тянули друг друга за куртки, спускаясь по ступенькам.
Я открыл дверь машины.
Арнольд Фаулер протянул руку.
— Будьте здоровы, мистер Данфорд.
— Вы тоже, — ответил я, пожимая его руку. — Было очень приятно снова вас увидеть.
— Да уж. Жаль только, что это произошло при таких обстоятельствах.
— Это точно.
— И удачи вам, — сказал Арнольд Фаулер, направляясь к детям.
— Спасибо.
