Алиса теперь видит себя как бы с высоты. Она — маленькая.
Ясность ума ослабляет галлюцинации.
— Если все это правда, я не могу себя видеть.
Тяжесть. Алиса чувствует собственное тело. Ее тела больше нет в бутылке. Алиса знает. Потому что она взрослая.
— Дэнни…
— Дэнни… — говорит она. И ощущает дыхание мертвых на своем лице. Слышит хриплый, дикий голос.
— Замолчи, сукина дочь! Смотри, смотри, смотри мне в глаза!
Замешательство. Алиса не понимает, мир внутри или снаружи? Она знает, в ее животе сосредоточен центр всего, ось, вокруг которой крутятся разные галактики.
«Ясность ума», — думает она. И закрывает глаза. Не сдается.
— Дэнни…
Ее голос и ее разум загарпунивают реальность, алебарды разрубают сон. Алиса снова открывает глаза и наконец видит. Ее шатает.
— Ты — Дэнни… — шепчет она.
И Пожиратель плюет ей в лицо вязкой слюной. Смеется без радости, без удовольствия, с презрением.
— Тебе кажется, я мертвый?!
Тысяча его голосов режет уши.
Алиса скользит на грани. Ясность ума и безумие: между ними только лезвие. Надо попытаться — туз бьет короля. Интуиция как комета — хвост огня, за который Алиса хватается, бросается в пропасть, снимает душу с тормозов, разрушает плотины подсознания. Безумие — новый поведенческий кодекс. Если от него отказаться, проиграешь.
— Ты — плод фантазии.
Пожиратель отступает, кричит.
Туз бьет короля.
— Тебя придумал Дэнни.
Алиса не знает, в какую игру она играет. Знает только, что играет. Возможно, в покер. Блефуя, можно выиграть иногда. Иногда, блефуя, можно проиграть. Всё. Алиса играет.
«На него не смотри, его не ищи. Он увидит тебя, ты поверишь в него! Поверишь в него, он увидит тебя!»
— Если я не верю в тебя, ты не видишь меня…
Пожиратель перестал кричать. Рот все еще раскрыт, красный, однотонный. Пожиратель не дышит. Не двигается. Не живет — он выдуман. Оцепенение сходит с Алисы, ужас стекает у нее по спине. Она приближается. Пристально смотрит на Человека-Призрака, как смотрела бы на восковую статую. Хочет разглядеть его получше. Хочет понять его. Видит его.
На мгновение. Голова Пожирателя склоняется набок, оказывается в сантиметре от ее лица, рот скалится, Алиса кричит. Потом придает крику смысл: потому что вспомнила.
— Если я не верю в тебя, ты не видишь меня!
Брр! Опять каменный, опять неподвижный, опять ненастоящий.
Алиса поворачивается к картине. Картина — это лоно, дверь, дом отца. Картина — это пища, убежище, альфа и омега всего, первопричина. Пуповина, которую надо обрезать.
Все ясно. Алиса идет вперед, с силой сжимая палку Стефано в руках.
«Палка против палки», — думает Алиса, размахивая ею в воздухе.
— Сразимся на равных! — И она кидает палку в картину, разрывая холст.
Тяжелые, беременные тучи мочатся черным. Алиса принуждает их к аборту. Реки ненависти, реки густых липких нечистот. Пожирателя не засасывает в них, нет теперь никакого убежища. Пожиратель просто тает, растворяется, превращается в амальгаму, пятно свинцового цвета, растекающееся по полу. Пожиратель — это пятно. Ничем другим он и не был никогда, пятновздутие в душе Дэнни.
В комнате кончается дождь. Нет смрада, нет холода. Одно мрачное убожество, при виде которого хочется плакать. Алиса чувствует, что у нее трясутся ноги, подгибаются, ладони и колени на полу. Слезы приходят после, через пару минут. Потом — позыв к рвоте.
Алиса не знает, что она сделала. Догадывается. Женщина и девочка размахивала палкой. Могучая сюрреалистическая сила бурлит в ее венах, и она не сопротивляется. Она предоставила ей свободу. И выиграла. Странная волна догадки против замков кошмара и страха.
Рукавом куртки вытирает рвоту с губ. И только одна мысль — Стефано.
* * *
В нос и в рот Стефано вставлены трубки.
Алисе они напоминают змей, которые ползают внутри него.
Стефано спит. Не в коме, обычная черепно-мозговая травма тяжелой степени. Душевный надлом на полном ходу. Железное сердце продолжает качать. Она сжимает Стефано руку. Она отдала бы ему свою кровь. Она хочет поговорить с ним, она должна поговорить с ним. Умирает от желания заняться с ним любовью.
— Синьорина… — У санитара усталое лицо, запавшие глаза. — К сожалению, вынужден попросить вас уйти, время свидания закончено.
Алиса встает со стула, обозначает улыбку. И не уверена, что у нее хорошо получилось. Наклоняется к Стефано, целует его в лоб. Влажные губы надавливают чуть сильнее, чем надо, — она хочет, чтобы этот поцелуй встряхнул его. До основания.
Стефано спит.
Санитар стоит над душой, и Алиса уходит.
Она должна сделать кое-что, обязательно.
* * *
Палата номер двадцать семь. Через несколько часов его оденут. Пьетро будет спать дома сегодня ночью. Не то чтобы его это волновало, потому что дома, как и в палате, у потолка четыре угла.
Алиса садится на край постели. Никакой реакции.
Алиса делает паузу. Надо все обдумать.
Но она думает о детях. Разум касается той же раны. Открытой.
— Почему дети? — Чувствует, как сжимается челюсть, слезы давят на сухие глаза. — Почему именно дети?
Она видит лицо каждого. Первое — Лукреции. Первая всегда Лукреция. Последний — не Марко Пулацци, последний у нее — Дарио. Лезвие начинает резать с Лукреции и заканчивает Дарио. Внутри никогда не заживет. Внутри путаются заразные вопросы.
— Потому что дети не отличают сон от яви.
Боль. Соль решительно подступает к глазам, льются слезы. Ей кажется, она слышит рассуждения Стефано, представляя, как он приводит ей тысячи прекрасных доводов, чтобы земля не обвалилась у них под ногами.
— Да ладно, ты что, веришь в спиритизм, в эктоплазму, в материализацию, черт, Алиса, в полтергейст?! В телекинез?!
Но это не так… Алиса знает.
Чтобы избежать безумия, придумывают разные наименования. Люди придумывают их, чтобы одеть призраков. Когда что-то не возвращается, говорят о телекинезе, НЛО, паранормальных явлениях.
Алиса, однако, уверена, что все это не имеет значения. Названия, и только. Что действительно важно, так это тайны разума.
Дэнни потерял контроль.
Дэнни был только ребенком.
Алиса думала о тысячах противоречий, живших в нем. Об инструментах, которыми он располагал, чтобы заставить их вступить в диалог. Думала о царстве Вавилонском в голове Дэнни.
У него не было инструментов.
