Я от души порадовался за маэстро Формена, пожелал ему новых побед над лопоухими щенками и, не раздеваясь, улегся спать. Чтобы как можно скорее наступило завтра. И оно, естественно, наступило. Слоном на ухо. Проснулся я оттого, что один из парней охраны тормошил меня за плечо и что-то громко кричал. Я лениво потянулся, сел на кровати, зевнул, едва не вывихнуй челюсть, и наконец спросил:
— Какого чёрта?
— Половина седьмого. Пора собирать манатки, начальник. — Парень вел себя не совсем деликатно, но я не обижался. Просто вечером забыл завести свой электрический будильник и проспал время подъёма. Вертолёт должен быть на полосе через час пятнадцать.
— Чёрт! — Я вскочил, словно была объявлена боевая тревога, сказал охраннику, чтобы сообщил — буду через пять минут, а сам, быстро умывшись, начал второпях надевать гражданскую одежду, от которой за шесть с лишним месяцев несколько отвык. Спустя шесть минут я появился возле входа в гараж. Меня ждали. Альберт и Самурай почти не отличались от меня по внешнему виду и при первом взгляде очень могли сойти за «новых русских». Если не смотреть на рожи. В руке у каждого из моих принудительных спутников был чемодан с личными вещами.
— Кто-нибудь знает, на какие деньги будут жить мои дорогие телохранители? — крикнул я. — Эй, ребята, босс не говорил, кто должен обеспечить вам проживание и питание во время моего отпуска?
— Тебе разве не сказали? — удивился Альберт. — Ты, и никто другой. Но — за наш счет. Мы будем жить в замечательном двухэтажном доме недалеко от моря! — язвительно затянул Альберт, повернувшись к Самураю. Но Самурай только безразлично взглянул на напарника и усмехнулся. Альберт не унимался: — Я там уже был, правда, начальник?
Я подумал, что рыжий явно пришел в экстаз, когда узнал, что не является моим подчиненным во время отпуска, а наоборот — должен всячески пасти меня и докладывать на базу об имевших место неосторожных высказываниях и, не дай Бог, попытках связаться с силовыми структурами с целью заложить всех с потрохами.
— Послушай, Мойша, не пора ли тебе заткнуть клоаку? — Я подошел к нему вплотную, так что почувствовал его тяжелое дыхание. — Или мало я вас, сволочей, учил соблюдать вежливость по отношению к командиру? Мой отпуск ровно тридцать дней, а потом мы вместе снова будем здесь — ты и я. Так что стучи себе спокойно, пока стучится, а злить меня не советую. А то сначала будет больно, а потом… — закончить я не успел.
Самурай тихо свистнул, подождал, пока я не повернусь в его сторону, а потом медленно, сверля меня острым холодным взглядом, покачал головой.
— Не трогай его. Он не будет больше так говорить. — Самурай ткнул рыжего в грудь крепким, как стек, указательным пальцем, отчего тот охнул и стал конвульсивно откашливаться, пытаясь восстановить дыхание. — Правда, напарник?
Альберт прошипел, как гадюка, с ненавистью глядя то на меня, то на Самурая:
— Правда…
— Тогда пошли в джип. — Я кивнул узкоглазому и первым вошел в открытые двери гаража.
До взлётной полосы мы ехали на том же самом камуфлированном «уазике», который когда-то доставил меня на базу. Только на этот раз до пункта назначения машина доехала за двенадцать минут, а не за час, как раньше. Уже не было необходимости пудрить мозги начальнику охраны, которому по должности необходимо было знать каждый куст на пять километров вокруг скалистого холма, в котором размещалась база. Вертолёт уже ждал нас. Мы быстро взбежали по низкому трапу из трех ступенек, второй пилот закрыл дверь и дал команду на взлёт. Тотчас пронзительно взвыли двигатель и редуктор, и лопасти винта стали стремительно набирать обороты. Через пару минут шасси плавно оторвались от гладкого покрытия взлетной полосы, и мы поднялись в воздух. Я сел ближе к иллюминатору и с любопытством смотрел на заснеженный лес, простирающийся до самого горизонта, на скалистые Карпаты, в этот утренний час светящиеся оранжевыми отблесками поднимающегося из-за горизонта солнца, и мне отчетливо вспомнился мой полёт на маленькой пластиковой «стрекозе», завершившийся в результате такими переменами в жизни майора Боброва. Такой уж я человек, мне всегда требуется ощущать себя уверенным в завтрашнем дне. И когда представился шанс перевестись на не особо пыльную и хорошо оплачиваемую службу в «Золотой ручей», я не долго думал. Афганистан сидел в печёнках, хотелось покоя, размеренности и осознания железной стены за спиной. Пять лет я наслаждался покоем, но вот в одночасье всё встало с ног на голову. И теперь я работаю на людей, одно упоминание о которых когда-то вызывало во мне чувство плохо скрываемого презрения. В моей судьбе наступил период, следом за которым неизменно должен был последовать Апокалипсис. Я чувствовал. И точкой отсчета моего обратного пути должен стать именно день сегодняшний. Но я не хочу уйти просто так. Я жажду забрать с собой как можно больше голов этого проклятого чудовища, своими когтистыми лапами охватившего всю страну, все города, всех; Многие еще наивно верят, будто мафия где-то там, за высокой стеной. Нет, она совсем рядом, она уже давно и незримо управляет нами, как марионетками, она не убивает нас только потому, что своим присутствием на земле мы делаем ее еще богаче, ещё могущественней, ещё сильнее…
— Я сяду недалеко от Львова, на спортивном аэродроме! — прервал мои мысли громкий оклик пилота, обращавшегося к нам всем. — Там выйдете на трассу и увидите красные «Жигули», номер «а35–78ЛИВ». Это наши. Дальше разберетесь сами! — Он обернулся и окинул троицу «бизнесменов», облаченных в модные импортные шмотки, оценивающим взглядом. Затем отвернулся, поправил наушники и стал кого-то вызывать по рации. Понять, кого именно, не представлялось возможным, так как треск в салоне вертолета стоял оглушительный.
Я непроизвольно посмотрел на свою охрану и с удовольствием отметил кислые, похожие на выжатый лимон, физиономии. Страдающему жестоким похмельем Альберту было особенно худо. Замечательно. Если им плохо, значит мне — хорошо. Хотя оглушающий рёв действовал, безусловно, и на меня, но я предпочитал не обращать на него внимания. Мысленно я находился уже далеко отсюда, на побережье Балтийского моря.
Казалось, прошла вечность, прежде чем шасси вертолёта коснулись щербатого покрытия старого досаафовского аэродрома, отделенного от скоростного шоссе только узкой лесозащитной полосой и полуразвалившимися строениями бывших авиационных мастерских.
— Орёл. — Самурай смерил начинающего приходить в себя Альберта хитрым взглядом. — Вставай, пора освежиться! — Он поднял и вложил в руку рыжего стоящий рядом чемодан и сильно подтолкнул в спину, одновременно открывая дверь вертолёта. — Прыгай вниз!
Мы сошли на покрытую слоем тающего снега землю и огляделись по сторонам. Самурай сразу же заметил стоящую на обочине шоссе красную машину и указал на неё:
— Вон они, ждут. Пошли, — и, не прощаясь с пилотами, первым направился через все поле по направлению к дороге. Следом пошел я. Рыжий замыкал наше шествие по белому заснеженному ковру спортивного аэродрома.
В припаркованной на обочине шоссе машине сидели двое мужчин, совсем не похожих на уголовников или боевиков. Они заметили нас ещё тогда, когда мы друг за другом поднимались по узкой протоптанной тропинке вверх по боковому склону дороги. Тот, что сидел за рулем, вышел из машины, оглядел нас и спросил:
