Ярость и напор Керкибаева были такими, что Коваль от неожиданности все это перевел. В ответ афганец что-то испуганно залопотал.
— Командир, — обратился Коваль к Латынину, — пленный готов сообщить вам все, что знает об охраняемом районе. Только просит сохранить ему жизнь.
— Молодец, Керкибаев, — похвалил туркмена командир. — Тебе бы в гестапо работать. Ладно, Коваль, переводи мои вопросы. Возьмем его с собой в прорыв, если, конечно, свои по дороге не прибьют.
И вдруг рация, над которой все это время продолжал возиться в поте лица Ищук, забулькала, и из нее полилась обрывистая речь.
— Сатурн! Сатурн! Прием: Посол!
Это были позывные его группы и штаба Корчагина.
— Ура, товарищ командир! — радостно возопил ефрейтор Ищук. — Да здравствует клуб «Умелые руки» при Доме пионеров города Мичуринска Тамбовской области! Да здравствует Советская пионерия! Я же вам говорил, что хозяйственное мыло — отличный проводник!
Пока Латынин выходил в эфир, все остальные столпились у Ищука и обнимали его, а Шмагин пытался скормить ему в условиях, максимально приближенных к боевым, оставленную пайку голландской свинины.
Над Черными горами раздался призыв:
— Сатурн! Сатурн! 050,050 Я — Посол!111-56,45,114-1000!
77777! 88888! 88888!
(Задание выполнено! Перед нами у мазара Рахманкулло духи! Высылайте подмогу в точку возврата! Высылайте подмогу в точку возврата!).
Голос в рации еще не умолк, а винтокрылые машины уже взлетали с бетонки Джелалабадского аэродрома.
Из-за гор выглянуло солнце, но тут же померкло. Его заслонили два звена «крокодилов», начавшие уже по кругу утюжить долину. Вся округа наполнилась душераздирающими воплями гибнущих под ракетами афганцев. Глядя на это завораживающее действо, сибиряк Савватеев восторженно произнес:
— Как гнус, атакующий путников в тайге.
На небольшую площадку, обложенную дымами, у самого склона приземлился пузатый «Ми-8». Латынин отдал команду: «К машине!» — и все рванули к ней вниз.
Уже в вертолете Латынин вдруг почему-то спросил Керкибаева:
— Где научился так допрашивать духов? Книжек про разведчиков и партизан начитался?
— Моя по-русски не читает и не пишет, моя только говорит. Моя пишет и читает только по-туркменски. Поэта Махтумкули слышала, командира? Моя назвали в честь него.
— Ну, ладно, умник, — засмеялся старлей и обнял за плечо потешного азиата.
…Пленного допросили в штабе в присутствии Корчагина и еще доброго десятка старших офицеров. Предположения подтвердились. Речь шла о скрытных системах ПВО, поставленных моджахедам из США и Великобритании, Франции, Китая. Командирам подразделений отдали необходимые распоряжения. На подходе была артиллерия, которой предстояло накрыть весь проблемный район. А потом в него должны были войти крупные силы первой Отдельной мотострелковой бригады, привлекалось много авиации, в том числе фронтовой. Данный тактический выступ в нашу территорию был признан стратегически важным, и его предполагалось в течение двух-трех недель полностью очистить от духов. (Не очистили. — Прим. авт.)
Корчагин обнял отмытого и отдохнувшего после сумасшедшей ночи Латынина и сказал ему:
— Спасибо, сынок, за то, что ты спас мою седую голову. — Он вздохнул и, глядя куда-то в сторону, проговорил: — А Калиновский не прожил в госпитале и двух часов. Видимо, не хотел прапорщик жить без своей правой ноги.
Потом они долго бродили по летному полю. Начальник разведки 40-й армии что-то спрашивал про жизнь, а Латынин ему односложно отвечал, казалось, даже не вникая в суть задаваемых вопросов. Вошли в палатку к разведчикам. На столе стоял граненый стакан водки. Поверх него лежал ломоть ржаного хлеба и кусок той самой голландской свинины. Пять минут назад Шмагин отчаянно рванул чеку на последней заморской банке и выставил ее товарищам как закуску. Поминали Сергея Калиновского по-солдатски, ничего не говоря, кто-то скрывал скупые мужские слезы.
Осушив поднесенный ему стакан, полковник Корчагин обратился к Ковалю:
— Вы, товарищ лейтенант, у нас гуманитарий, значит, справитесь. Напишите, пожалуйста, письмо родным прапорщика Калиновского, упомяните всех — вдову, детей, мать. Я потом его подпишу. Да и вы все, товарищи. И подберите какие-нибудь слова почеловечнее.
Немного помолчал и добавил:
— Вот еще что: напишите не «умер от ран», как полагается в таких случаях, а «погиб смертью героя в бою, спасая жизни своих товарищей». — И, выходя уже из палатки, сказал: — Да, кстати, есть и хорошая новость. Нашлась группа Сиговца. Все живы. Что-то с картой напутали, а связи, как и с вами, не было. Сейчас разбираемся.
Парламентер
Я смотрел в окно, грязное до непроглядной мути, в сеточках старой паутины, и ждал, когда же мои переговорщики намолятся вдоволь своему Аллаху. Все это продолжалось уже третьи сутки, которые я проводил без сна. Судя по всему, очередной намаз у них закончился, но они не торопились меня звать.
К такому выводу я пришел хотя бы потому, что в соседней комнате уже умолкли хвалы создателю. Там совершали послеполуденную молитву двое моих охранников и переводчик Джемоледдин. Этот Гай Юлий Цезарь предгорий Гиндукуша, в прошлом выпускник МВТУ имени Баумана, а ныне самый обыкновенный бандит, во всяком случае, согласно нашей классификации, обязан был делать в эти священные для каждого правоверного мусульманина мгновения по меньшей мере два дела сразу: усердно молиться и при этом прислушиваться не к голосу собственной души, а к тому, что я делаю за тонкой фанерной дверью. Когда мы оставались одни, а это с тех пор, как меня сюда привезли, случалось не менее десяти раз, я уже и со счета сбился, он контролировал каждый мой шаг. Например, связаться по рации со своими я мог только в его присутствии и говорить при этом открытым нешифрованным текстом. А вдруг, осознав всю тщетность переговоров с этой несговорчивой публикой, я возьму да и вызову огонь артиллерии на себя, чтобы разорить их осиное гнездо. Я ведь все-таки разведчик, а не дипломат, и мои визави это прекрасно знали.
Глупые, наивные люди! Если бы передо мной действительно стояла такая задача — накрыть их здесь всех к чертовой бабушке, то я бы это сделал при необходимости и открытым текстом. Они бы имени своего Аллаха лишний раз помянуть не успели, как на их головы обрушился бы шквал реактивных снарядов. Но я пришел сюда для того, чтобы вернуться назад целым и невредимым.
В условленном месте мои ребята передали меня, уже не разведчика оперативной агентурной группы, а важного парламентера с белой повязкой на рукаве, противной стороне. По предварительным условиям, я должен был быть один, без переводчика и без охраны, мне же гарантировалась полная неприкосновенность. С собой я мог иметь рацию и табельное оружие. Сначала я со своими новым знакомцами какое-то время поднимался в гору, потом мы более трех часов тряслись в ветхом, разбитом «уазике», трофейном или, возможно, оставшемся у моджахедов еще с прежних даудовских времен, и наконец достигли горной базы Джелалуддина Хаккани, старейшины пуштунского племени мехсуд, населяющего приграничье Афганистана (провинцию Пактия) и пакистанской территории Южный Вазиристан.
