и железнодорожной станции под контроль. И останавливается на полусуточный отдых. По пробитой им дороге их нагоняет полк «Б» и движется дальше, до следующего города.
Для того и дробимся на две смены, дневную и ночную. Немцы так не делали, это наше изобретение, которое позволяет нам делать по сто-сто пятьдесят километров в сутки. Нам это просто, я тут с 24-ой армией, у которой есть свой командующий со своим штабом.
Диверсанты работают в поте лица. Тоже посменно. Несколько часов назад отправили две роты на захват Дрогобычского НПЗ. Если удастся, моя армия отхватит куш, мы станем независимы от поставок горючего из центра.
Мы открыли новую методику захвата мелких городов. Не рекомендуется вводить в города танки. Их легко забросать гранатами или бутылками с бензином сверху. На узких улочках европейских городков и большая этажность не нужна. Не рекомендуется, но мы делаем именно так.
В городок врывается несколько танков с десантом, за ними с криками «Ура» рвётся пехота. Мои командиры и бойцы сразу заметили, что неожиданная и мощная атака с участием танков вызывает у фрицев острый приступ паники. Они начинают метаться, бегать в случайных направлениях и попадают под пули.
Но сначала въезжает несколько трофейных танков с диверсантами в немецкой форме. Их принимают за своих, а те берут под контроль мосты и другие важные точки. Находят штаб и градоначальство. Всех — на мушку. Если те успели сообщить, что в городе русские, заставляют сделать новый доклад, что в городе бои и дерзкий немногочисленный русский десант оттесняют из города и уничтожают силами гарнизона. Начальство может прислать подкрепление, его вежливо встречают и напрямую переправляют в плен.
Лежайск, Пшемысль, Самбор, другие мелкие городки, мы взяли с такой лёгкостью, что и расписывать лень. Чуть ли не быстрее, чем я рапорты Павлову слал. Да, несмотря на то, что у меня отдельный фронт, снабжение идёт через Минск. Сама операция согласовывалась… хотя чего там согласовывалась, она разрабатывалась с подачи маршала Павлова. Тогда ещё генерала. Фактически Павлов управляет всеми фронтами.
— Полковнику Белову передайте приказ: отрезать железнодорожные ветки на восток и юг от Львова, — продолжаю политику создания искусственных заторов. Так удобнее грабить немцев.
— Раньше нельзя было, — объясняю перед уходом, почему сам такую команду не отдал. Такие действия немцы давно должны были воспринимать, как предупреждение о наступлении и захвате очередного ж/д узла. А зачем их предупреждать?
Через переход между вагонами доходим с начштаба и остальными до наших кубриков. Они маленькие, но персональные, удобства общие, две точки на весь вагон.
Мы не баре, можем и вдвоём и вчетвером размещаться, как в спальных или купейных вагонах. Однако отдельные одноместные каюты сделаны из соображений безопасности. Чтобы одним снарядом сразу нескольких старших командиров или генералов не убило. Не всякий снаряд пробьёт бронестенку, но ахт-ахт возьмёт.
В Развадове мы взяли ещё четыре эшелона, на всех других станциях всего два. Половина — боеприпасы, другая половина — продовольствие и прочие припасы. Отсылать в Брест не стал. Мерецков попросил приберечь хотя бы один эшелон для его службы, остальные разрешил использовать для самоснабжения. Насколько понимаю, он хочет организовать военторг на захваченных территориях, торгуя трофеями, товарами советского производства и распространяя зону действия советского рубля.
Хм-м, мы, передовые войска отвечаем за военную экспансию, Мерецков идёт за нами и закрепляет наши боевые успехи экономическим наступлением. Зарплаты рабочим будут платиться в советских рублях, военторг обеспечит товарами эти рубли. До тридцати пяти процентов продукции всех заводов нам разрешено забирать в качестве налога. Остальное они могут продать за советскую валюту. Хождение чужих денег, немецких рейхсмарок и польских злотых, не запрещается только в частном порядке. Официальная торговля на них тоже не запрещается, просто не рекомендуется. Мерецков считает, что она сама отомрёт.
Раздеваюсь и разбираю постель. С удовольствием укладываюсь, простыни и прочие пододеяльники дышат свежестью.
Примерно в середине ночи ненадолго просыпаюсь от того, что «Артемида», лязгнув сцепками, мягко трогается с места. Поняв, что осторожное движение начинается в нужном направлении, усмехаюсь. Это значит, что всё в порядке. Засыпаю снова.
16 ноября, воскресенье, время 05:50
Окраина Дрогобыча. НПЗ.
Рокоссовский.
Хмыкаю и не могу сдержать улыбку. Вот оно! Длинные ряды стальных бочек с бензином, стоящие друг на друге в три этажа. Мы всё-таки дорвались! Диверсанты сделали всё в лучшем виде.
— Алексей Гаврилович, надо срочно организовать вывоз топлива.
— Куда?
— Куда угодно, лишь бы не хранить в одном месте. Разбомбить могут в любой момент. Мы авиацию ещё не подтянули, сеть ВНОС не организовали…
Начштаба быстро уходит. Ему сейчас будет чем заняться. Люди есть, машины надо реквизировать, — трудностей в этом не вижу, немецкая администрация есть везде и везде есть автомобили, — и подобрать места для скрытного складирования. Если не найдутся машины, можно и на телегах.
246-ая дивизия 71-го корпуса ещё не подошла. У них-то всё есть. Меня беспокоит то, что мы всё сметаем на простую нитку, но таковы издержки скорости. Нет времени на прочные швы. Проскакиваем по узкому шатающемуся бревну над грозной горной речкой. Очень мы сейчас уязвимы для удара. И спасает нас то, что ударить нас нечем. Но если мы ошиблись, то даже относительно небольшие силы могут доставить нам массу сложностей.
— Вы большой молодец, товарищ старший лейтенант, — слегка скашиваю взгляд в сторону невысокого и жилистого командира диверсантов. С льдистыми голубыми глазами профессионального душегуба.
— Лейтенант, товарищ генерал, — поправляет диверсант.
— Мне виднее, товарищ старший лейтенант. Иди, делай представление на весь личный состав. Всем — медаль «За отвагу», если есть такая — «За боевые заслуги». И наоборот. Особо отличившимся — «Красную звезду». Тебе и второму ротному — «Красное знамя». За такое вам можно и Героя дать, но это такая длинная история…
— Служу Советскому Союзу! — на мгновенье свежеиспечённый старший лейтенант принимает стойку «смирно» и козыряет так лихо, что успеваю зафиксировать только уже замершую у головы руку.
— Вольно! — машу рукой в его сторону. Иду наружу, надо посмотреть, в какие точки начштаба наметил вывоз топлива.
15 ноября, суббота, время 09:05
Минск, штаб Западного фронта.
Военный совет фронта.
— О какой, нахрен, социалистической законности ты мне тут далдычишь⁉ — от хлопка ладонью в сердцах и моего громыхающего гласа присутствующие дёргаются и замирают. Цанава багровеет.
— Почему вы не печётесь о законности на допросах⁈ — мне не удаётся унять вырвавшегося и разбушевавшегося джина ярости. — Считаете, советскому генералу
