Эти незначительные, ни к чему не ведущие клочки беседы уже несколько напрягали меня, но когда я попыталась сослаться на дела и уйти, барон возразил. Обижать его я не хотела ни в каком случае, но просто не понимала, чем эта нерешительность вызвана, откуда странная заминка в довольно серьезном разговоре. Наконец я потеряла терпение и прямо спросила:
— Господин барон, я вижу, что вы хотите поговорить о чем-то важном. Важном и, похоже, сильно неприятном.
Так, может быть, не стоит откладывать эту беседу?
Барон секунду молчал, потом резко и шумно выдохнул, перекрестился и пробормотал что-то вроде: «…прости меня, Господи!». После этого он наконец-то заговорил о том, что его волновало:
— Скажи мне, девочка… Был ли мой сын с тобой настоящим мужчиной?
На некоторое время я впала в ступор, совершенно не понимая его вопроса. Потом все же сообразила. Тема, безусловно, была довольно деликатная, но, немного подумав, я решила, что старик имеет право знать.
— Правильно ли я поняла вас, господин барон? Вы спрашиваете о том, способен ли ваш сын исполнить супружеский долг?
— Да! – шумно выдохнул барон.
— Он не способен на это.
Пауза была долгой. Похоже, барон догадывался, но не знал точно и сейчас обдумывал мой ответ. Наконец тихо спросил:
— Что ты будешь делать с этими сведениями, Клэр?
Я недоуменно пожала плечами, совершенно не понимая, о чем он спрашивает. В каком смысле: что буду делать?
А что вообще можно сделать с таким знанием?! Именно так я и ответила барону. После этого он повел себя еще более странно: торопливо напомнил мне о том, что у меня сегодня много дел, и практически выставил из комнаты.
Я слегка недоумевала, но решила, что одиночество и плохое зрение сыграли с ним дурную шутку. Как ни печально, но, кажется, барон слегка сумасшедший. Жаль, мне он казался единственным нормальным человеком в этой семейке.
Решив, что мне необходимо больше сведений о законах этого мира, я поняла простую вещь: пока я сижу здесь, в поместье, никаких сведений я не получу. Просто не от кого. Тратить деньги на прислугу не стоит, зато у меня появился повод сходить в город. Посчитав дни и решив, что лучший вариант это встреча с Анной в воскресенье, я отправилась на рынок.
Эта вылазка представлялась мне весьма важной. Если раньше я появлялась там в качестве жительницы монастыря, то сейчас мой социальный статус стал значительно выше. Теперь я не нищая дворянка, а целая баронетта. Может быть, для баронских семейств я и не являюсь сколь либо важной фигурой, но их всего несколько человек. А вот для всех остальных жителей я высокородная дворянка. По крайней мере, они будут со мной относительно вежливы.
Была и еще одна важная вещь, которая меня волновала. Я здесь уже полгода, но до сих пор не знаю, как выгляжу.
В монастыре не было ни одного зеркала. В баронском доме тоже. Во всяком случае, в комнате, где я жила. Да и у свекрови на виду ничего похожего не наблюдалось. Спрашивать я не рискнула, но знать хотелось. Я рассматривала себя несколько раз в глубоких мисках с водой, но слишком уж слабое отражение не давало нормально разглядеть себя. Есть шанс, что в городе мне попадется на глаза зеркало. Пока же я знала только, что я тощая и темноволосая.
Одежду в город я подбирала очень тщательно, понимая, что мне придется провести на улице долгое время.
Перерыла наконец-то весь сундук с так называемым приданым, постирала и заштопала довольно грубые шерстяные чулки. Нашла потертую суконную накидку, больше всего напоминающую очень длинную, закрывающую бедра пелерину. Она оказалась тяжелой и, как я заподозрила, не слишком теплой. Но выбора у меня все равно не было.
Больше всего смущало меня то, что не было ни трусов, ни пресловутых ненавидимых всеми попаданками панталон. Гулять с голым задом представлялось мне не только нелепым, но и небезопасным для здоровья: на улице уже изрядно подмораживало. Так что два дня я была занята тем, что шила себе некое подобие шорт.
Как выглядят они в реале, я представляла не слишком хорошо. Потому первую заготовку, сделанную из какой-то ветхой тряпки, безнадежно испортила. Однако я точно знала, что хочу получить на выходе, и помнила про существование ластовицы. Так что через два дня мучений: бесконечного шитья и распарываний я получила весьма нелепую конструкцию длиной до середины бедра, к которой и пришила чулки. Это даже отдаленно не напоминало нормальные колготки, но, по крайней мере, мне не придется перевязывать чулки кожаными ремнями под коленками. Да и попа хоть как-то прикрыта.
В воскресенье приготовила на завтрак кашу, велела Агапе покормить баронессу и, собравшись, отправилась в город, прихватив с собой корзину. Покупать, кроме хлеба, я ничего не собиралась, но с такими корзинами ходили все женщины, идущие за товарами. На дно корзины под чистое полотенце я положила кнут. Так будет надежнее.
Добираться пришлось почти час. Мимо меня по дороге проехало несколько груженых телег: селяне торопились на базар. Каждый из них непременно здоровался со мной, хотя я не узнавала в лицо ни одного. Я даже не была уверена, что это крестьяне из «моей» деревни. Тем не менее, эти приветствия подтверждали, что я принадлежу к числу «избранных» в этом мире, хоть и занимаю в их иерархии одну из нижних ступеней.
Рынок уже шумел, но сестры Анны с хлебом еще не было, и я неторопливо пошла по рядам, прицениваясь к тому, что вижу. Здесь, на базаре, к моему удивлению, меня тоже многие узнавали, потому на мои вопросы отвечали довольно вежливо. Я брела по рядам, запоминая цены на продукты, живность, вещи и домотканое полотно, на глиняную посуду и медные противни. В людской толчее, которая становилась все гуще, я чувствовала себя лучше и уверенней, чем в монастыре.
Здесь я была почти обычной покупательницей из привилегированного сословия. И в данный момент рядом не было никого, кому я должна
