— Мне-то наплевать, — продолжал еще упорствовать Освальд и демонстративно выглянул в окно. Но именно по этой демонстративности ты бы все тотчас понял.
— Я ведь рассказывал вам про моего коллегу, Бимбо.
Никакой реакции. Вот именно: слишком демонстративно.
— История в подвальчике, в баре, — гнул свое Бреннер, — ну когда он с дочкой другого коллеги.
— Да вы и сами любитель подглядывать! — капризно проговорил в окно Освальд.
— А вам что, мешает?
— По крайней мере, я не бегу к вашей жене и не выкладываю ей этого.
— Но ваша жена прямо гордилась вами.
— В последний момент, — прошептал господин Освальд. А потом повернулся на своем переднем сиденье к Бреннеру и закричал на него: — В последний момент! В последний момент!
Бреннер этому обрадовался — считай, прорвало. Постепенно господин Освальд преодолел шок от того, что жена едва не узнала его тайну.
— Все ведь хорошо кончилось, — примирительно сказал Бреннер.
— Слава богу.
А потом вторая попытка Бреннера:
— Но вы помните Бимбо?
— Конечно помню! Вы что, думаете, я забуду такую историю?
— Вот именно.
— «Приди, сла-а-адкий кре-е-е-ест», — все еще молила автомагнитола.
И тут нужно честно сказать: уж этот Иоганн Себастьян Бах знал, зачем нужно столько повторений в его песнях. Он-то знал людей, им надо все по тысяче раз повторить, пока они не поймут.
Потому как Бреннер только сейчас уловил, из-за чего он спутал слова песни. Почему он, как Лунгауэр, на задворках сознания переставил эти два слова: смерть и крест. Невероятно, сколько ж времени понадобилось, чтобы с задворок сознания это пробилось на самый верх: крест на машинах «скорой помощи» означал для больных сахарным диабетом пациенток не спасение, а смерть.
— Я вам рассказывал, что Бимбо был неподалеку, когда оба они были застрелены одной пулей. А это оказалось неспроста. Бимбо был поблизости. Но не как свидетель. Загляните-ка в перчаточный ящик.
Швейцарская пушка была такая большая, что едва помещалась в бардачке. Господин Освальд даже не притронулся к ней, а сразу же захлопнул дверцу бардачка.
— Это Бимбо выстрелил в затылок Штенцлю.
— «Приди, сла-а-адкий кре-е-ест», — продолжал выводить свои бесконечные повторы тенор.
— А кто же прикончил Бимбо?
— Именно поэтому вы мне и нужны.
Господин Освальд выглядел озадаченно, он опять открыл бардачок.
— Я?
На этот раз он протянул было руку, но в последний момент отдернул ее.
— Вы ее спокойно можете взять в руки. От нее так несет дезинфекцией, что Бимбо там точно своих отпечатков не оставил.
Но когда Освальд попытался вынуть ее, она не сдвинулась ни на миллиметр.
— Вы слышите, что он там поет? — спросил Бреннер.
— Он уже три минуты одно и то же поёт.
— Да, все время только «Приди, сладкий крест».
— От этой сладости все зубы испортишь, прежде чем досыта нахлебаешься и коньки отбросишь.
Бреннеру показалось, что господин Освальд заговорил как водитель «скорой». Может, потому, что окружение слегка заразное, вся эта боевая обстановка. Тут даже у такого чувствительного человека, как господин Освальд, бицепс вдруг расти начинает — с моральной точки зрения.
Но Освальд сразу же опять впал в свой прежний оскорбленный тон:
— Что вы мне про песню рассказываете? Я хочу знать, зачем я здесь!
— Бимбо пользовал больных сахарным диабетом раствором сахара. Но перед этим он быстренько подносил им на подпись завещание. Ирми он застрелил потому, что она напала на след.
— Вы считаете, что «скорая» убивала людей, вместо того чтобы спасать их?
— «Приди, сла-а-адкий кре-е-ест», — все еще пел певец, да так соблазнительно, как будто речь шла о крестце, на который мужчины всегда мечтают положить женщин.
— Вы можете это доказать?
— Именно для этого вы мне и нужны.
Освальд взглянул на него с недоумением.
— Вы должны войти для меня в компьютер спасателей Креста.
— Я и опасался чего-то в этом роде, — вздохнул господин Освальд.
— Номер восемнадцать? — спросил Бреннер, когда они свернули на Новарагассе.
Господин Освальд даже не кивнул. Он даже не захотел узнать, откуда Бреннер знает, что у него здесь стоит его баснословно дорогая установка.
Ты вполне можешь догадаться, откуда на нее взялись финансы. Но для спасения чести господина Освальда я тебе одно только скажу. Он никогда не подслушивал ради денег. А если уж он попутно немного прирабатывал шантажом, то не в целях личного обогащения. Всегда служил своему делу, всякий грош вкладывал в усовершенствование установки. А сколько еще своих личных денег добавлял!
Сама квартира вряд ли дорого стоила. Запущенная конура без туалета и ванной. Но компьютер — просто как в NASA.
Пока господин Освальд включал свою машину и пытался зайти в компьютер спасателей Креста, Бреннер рассказал ему все остальное.
— Лунгауэр захотел выйти из игры, когда дело приняло криминальный оборот. Через день после того, как он сообщил об этом Молодому, Бимбо попал ему отверткой…
— Семьсот двадцатый у Милосердных братьев! — перебил его компьютер голосом Черни.
Справившись с изумлением, что господин Освальд в две минуты может прослушать радиосвязь, он сказал:
— Да здесь голос даже больше похож, чем в наших собственных машинах.
— Разумеется, у меня прием лучше, — невозмутимо ответил господин Освальд.
Но пока он проверял все данные Лунгауэра, прошел-таки еще добрый час.
— Положительно, — сказал господин Освальд, после того как удостоверился, что семнадцатого октября прошлого года пациентка Роза Айгенхерр, восьмидесяти двух лет, больная диабетом, действительно умерла во время поездки на «скорой».
— Положительно, — что Бимбо и Молодой действительно были водителями во время этой поездки, то есть Гросс и Ри, потому что компьютер не знал никаких прозвищ. Молодой перенял от отца это «Ри», но люди не стали перестраиваться с «Молодого» на «Ри», только компьютеру было все равно.
— Положительно, — отрапортовал господин Освальд, что три недели спустя во время поездки умерла еще одна больная диабетом.
— Положительно, — что и на этот раз смертельное такси вели Молодой и Бимбо.
— Положительно, — что двадцать шестого ноября у Бимбо и Молодого во время поездки умерла больная диабетом.
— Положительно, — еще у господина Хаберля, единственного мужчины в этой компании.
