и ударил убийцу локтем в кадык, выхватил нож, который он держал в руке, и всадил в глотку. Пока тот медленно оседал на пол, захлебываясь собственной кровью, я рухнул на колени около жены и сына в надежде нащупать пульс.
Нет.
Безумство охватило душу, и я завыл, словно раненое животное. Моя жизнь не имела смысла без них. Если нам не суждено было прожить счастливую жизнь на земле, то можем сделать это на небесах. В ту ночь я покончил с собой тем же ножом и умер на рассвете, обняв тела Ноя и Эльзы.
Но я ошибся, просчитался. Самоубийцы не могут попасть в Забвение, покуда не искупят грех. Я видел, как наши тела хоронили, как души Эльзы и Ноя покидали этот мир, обнявшись и смеясь. Там, где некогда билось сердце, стало невыносимо больно. Я прожил много миров, много веков. Мой родной город уничтожили, на его месте построили новый, где захватили власть орки. Я видел чужие смерти, рождение детей и счастливые браки, благословленные небесами. Начал многое забывать о прошлой жизни, в моей душе поселились злость и ненависть, благодаря которым я еще помнил о своей цели.
Искупить вину. Помочь Джойс, чтобы вновь встретиться с Эльзой и Ноем и сказать, как безумно я по ним скучал.
Глава 11
Страх – это благословение. Так ты можешь чувствовать, что еще живой.
32-й год эры правления Дракона
Джойс
На улице сгущались сумерки. Полумесяц смотрел на меня, освещая лицо блеклыми лучами.
Стук в дверь прозвучал так тихо, что мне поначалу показалось, что кто-то из низших существ поскреб по дереву. Но звук начал стремительно усиливаться, удары участились. Я устало вздохнула, отошла от окна и открыла дверь. На пороге, переминаясь с копыта на копыто, стоял Клерс и держал в руках два кубка между пальцев и кувшин вина. Я не стала расспрашивать его о причине столь позднего визита, лишь отошла в сторону и пропустила сатира в комнату. Тот благодарно кивнул и вошел, поставил кубки и кувшин на стол, развернулся ко мне, воззрившись затуманенным взглядом, и тихо произнес:
– Я пришел проститься. Хотел бы помириться, прежде чем…
– Но мы не ссорились, Клерс. – Я наклонила голову набок, почувствовав волну жалости к этому сатиру, смиренно принявшему свою судьбу. В его глазах читался ужас и испуг, сгорбленная спина и плотно сжатые губы выдавали усталость, принятие своей болезни, из-за которой он медленно будет превращаться в собственную тень.
– Нет… не ссорились… но наши отношения сложно назвать дружескими, – парировал Клерс и, чтобы унять дрожь в руках, вцепился пальцами в кувшин, пытаясь налить вино.
Я подошла и мягко поставила емкость с жидкостью на место, чтобы он вновь не превратил ковер в алое месиво, как это случилось в первые дни нашего знакомства.
– Мы разные, Клерс, но это не значит, что я тебя ненавижу. Ты дорог Мулцибе́ру, поэтому считаю, что наши отношения можно назвать… сносными. Да, сносными.
Сатир устало усмехнулся, развернулся к окну, всматриваясь в полумесяц луны, его глаза вновь заволок туман.
– Сносные… Знаешь ли ты, Джойс, каково это – видеть, как умирает отец на руках, как останавливается его дыхание, как душа покидает тело? Вся моя жизнь – одно сплошное недоразумение. Боги недолюбливают нас, сатиров. Они дают нам могущество, но затем отбирают его – лишают возможности жить, здраво мыслить, и ради чего? Мне почти тридцать лет, а я до сих пор гадаю, в чем же заключается смысл жизни? Для чего мы делаем первый вдох? Радуемся первым успехам других, влюбляемся? Мне не было дано познать ничего. Лишь Мулцибе́р удерживает меня от рискованного шага – смерти.
– Мулцибе́р дорожит тобой и найдет способ спасти.
– Спасти… а есть оно, это спасение, про которое так твердят все вокруг? Я устал. Устал смотреть на самого себя, осознавая, каким жалким становлюсь изо дня в день. Мне страшно, Джойс, очень страшно.
Клерс повернулся ко мне лицом, по его щекам текли слезы. Сердце защемило от сострадания. Я разлила вино в полной тишине и протянула кубок Клерсу, который осушил его в один глоток. С грохотом поставив его на стол, сатир подлил себе еще и выпил до дна, слегка поморщившись.
– Что за дерьмо нам поставляют? Одна кислятина, а не вино.
– Клерс, посмотри на меня.
Сатир кинул на меня беглый взгляд, чуть мотнув головой в сторону. Я положила ладонь на его покрытое шерстью плечо и устремила взор на полумесяц, освещавший небосвод.
– Ты не одинок, мне тоже страшно.
– Что с тобой стало, Джойс? Почему угас огонь жизни в твоих глазах?
– Ты действительно хочешь это знать, Клерс?
– Да. Позволь ранам открыться и выпустить весь яд, что отравляет твою душу. А я просто побуду рядом. Чтобы… чтобы тебе не было страшно.
– Ты уверен?
В ответ сатир лишь кивнул.
– Тогда смотри.
Сделав пару шагов назад, я завела руку назад, отзывая магию. Вместо женщины с белоснежной кожей перед сатиром предстала оголенная душа – истерзанная, вся в шрамах и незаживших ссадинах. Не осталось ни одного места, где бы яд не тронул нутро. Он медленно расползался по душе. Шрамы на теле вырисовывались в различные узоры, которые вели свои нити к сердцу.
Сатир стоял с широко распахнутыми глазами и, шумно сглотнув, тихо произнес:
– Кто с тобой сотворил подобное?
– Жизнь.
Дза́йксон – один из городов Пранты, где проживали джинны. Мы славились своими фруктами, которые поставляли на другие континенты. Каждый плод был заговорен, что делало его не только безумно вкусным, но и дарило какую-то незначительную способность каждому, кто обладал магией, – возможность останавливать время на несколько минут, читать чужие мысли, становиться невидимым. Но существовало ограничение – использовать подарок можно было лишь раз, после чего плод терял магию. Каждый покупатель сам решал, когда стоит воспользоваться даром.
Дза́йксон состоял из множества шатерообразных домов, внутри которых проживали целые семьи. Снаружи жилище казалось шатким, ветхим, но стоило зайти внутрь, чтобы понять, на что способна магия джинна. Шатер представлял собой несколько комнат, соединенных между собой аркообразными проемами, в углублении стояла большая лохань, где всегда была горячая вода – тоже одно из творений джиннов. Трапезничали в основном у костра, рассказывая о том, как идет торговля и какой плод заговорить следующим. Джинны, несмотря на свое могущество, были ограничены в количестве загадываемых желаний. Они могли творить простые заклинания, не в угрозу своей магии. Но если привязать к себе джинна –
