не понимает, в чем виновата.
Обида, жгучая, невыносимая, вылилась тогда у Оли в странный приступ с высокой температурой. Ее забрала скорая, вызванная кем-то из собутыльников отчима.
Мать в больницу с ней не поехала. Да ей бы никто и не позволил. Она стояла у подъезда, пьяненькая и веселая, и отмахивалась от соседей, которые укоризненно качали головами.
– Ой, да ничего с ней не случится! Поправится! Подумаешь…
Думать Олина мама не любила. Она любила весело проводить время и не заботиться о том, что будет завтра. А потому из больницы Олю забирала бабушка.
– Ох, ты, сирота моя горькая… При живой-то матери… Прости меня, Олюшка, не смогла я маму твою уберечь. Но хоть тебя попробую…
Оля молчала в ответ. Бабушку свою она почти не знала. Та жила далеко и со своей дочерью, матерью Ольги, почти не общалась. О причинах Оля тогда не знала, да и какое ей было до этого дело? В тот момент она думала лишь об одном. Мама ее не хочет больше видеть…
Не то, чтобы это очень удивило девочку. Она давно уже жила в режиме «куклы». Иногда мать трезвела на какое-то время, приводила в порядок себя и Олю, покупала дочери красивое платье и туфельки и всем рассказывала:
– Крошечка моя! Я так ее люблю – просто сил нет!
В такие моменты Оля была абсолютно счастлива. Она льнула к матери, ловила каждое ее слово, уже зная – скоро этот морок исчезнет и на смену ему придет совсем другая мама. Та, что шикнет с раздражением:
– Потеряйся так, чтобы я тебя долго искала и не нашла! У меня гости!
И Оля забьется за диван в комнате, боясь высунуть нос из своего убежища даже для того, чтобы сходить в туалет. И будет сидеть там тихо-тихо, нянча старенького зайца, подаренного когда-то мамой, пребывающей в хорошем расположении духа.
– Ты не бойся, маленький! Она немножко поругается и снова нас любить будет!
Со временем уверенность в этом утверждении у Оли стала пропадать, и она перестала уговаривать свою любимую игрушку, а просто сидела молча, слушая пьяную перебранку на кухне и гадая, насколько в этот раз затянется мамин «праздник».
«Кукла» выучила свое место и точно знала, как нужно себя вести. Когда нужна – складывай губки бантиком и улыбайся знакомым и незнакомым тетям, которым мама рассказывает о том, как тебя любит. А когда нужда в показательных выступлениях отпадет, сиди себе молча в своем углу и не высовывайся. Потому, что куклу ведь и сломать можно, если надоела…
Бабушка увезла Олю сразу после выписки из больницы. Мать, нервная и недовольная, но совершенно трезвая, пришла проводить их на вокзал и погрозила Оле пальцем:
– Слушайся там, поняла меня? Или я приеду и заберу!
Оле очень хотелось заорать на весь перрон, да так, чтобы мама, наконец, ее услышала:
– Сейчас! Забери меня домой сейчас! Выгони тех, кто так громко смеется на кухне! Выброси пустые бутылки, которые запрещала мне трогать! И не нужно мне никаких новых платьев и игрушек! Просто скажи, что больше меня никому не отдашь!
Но девочка точно знала – как бы громко она ни кричала – ее не услышат. А потому только молча кивнула и дала поцеловать себя в щеку, на мгновение все-таки прижавшись к той, которую, несмотря ни на что, все еще любила…
В поезде Оля выдала бабушке еще один приступ, и та, отпаивая чаем горячую, мечущуюся по мокрой от пота подушке девочку, причитала:
– Довели дитя! Господи, да за что ж такое наказание? Ей-то за что?
В этот раз приступ прошел быстрее, и бледная, осунувшаяся Оля молча смотрела в окно поезда, который увозил ее все дальше от матери, покорно съедая то, что давала ей бабушка и кивая в ответ на бесконечно повторяющийся, но такой долгожданный вопрос:
– Как ты, девочка моя?
Конечно, слышать этот вопрос Оля хотела вовсе не от бабушки, но выбора ей никто не давал. И спустя сутки она все-таки прижалась к той, что жалела ее, и придумала себе новую игру. Глядя на мелькающие за окном поезда редкие домишки или небольшие поселки, она поначалу гадала, кто живет там, а после начала придумывать целые истории, отчаянно гоня от себя ту правду, которую узнала так рано, – счастливые семьи, если и бывают, то точно не для нее. А потому нужно придумать хорошую жизнь хотя бы для кого-то, если уж для себя не получается.
Хлопот бабушке Оля почти не доставляла. Она послушно ходила в садик, где воспитатели качали головами и скоро перестали обращать внимание на странную девочку, которая, вместо того, чтобы играть с другими детьми, предпочитала тихонько отсиживаться в углу с книжкой на коленях. Читать Олю научила бабушка, и девочка была очень благодарна ей за это умение. Теперь у нее появился целый мир, куда можно было удрать от всех проблем и плохих мыслей.
Только истории о мамах Оля не любила, наскоро пролистывая те страницы, на которых попадалось это слово. Но, поскольку таких историй было слишком много, скоро девочка научилась оставлять в стороне свои прежние обиды и переживания, рассудив так – если уж в книжках пишут, что хорошие мамы бывают, то, может быть, это просто ей так не повезло? Кто-то там что-то напутал, когда решал, к какой маме она, Оля, попадет, и нечаянно ошибся. И именно поэтому ее мама, которая должна была ее любить и жалеть, просто не смогла этого сделать, ведь ничего не чувствовала. Чужого ребенка, по ошибке тебе данного, как любить? Да никак! Вот и весь секрет.
После того, как Оля пришла к таким странным умозаключениям, жить ей стало чуточку легче. Она придумала оправдание для той, которую все еще помнила и даже немного любила, и дала себе слово, что, если уж когда-нибудь у нее, Оли, будут собственные дети, она постарается сделать все, чтобы они были счастливы. Ведь они же не виноваты в том, что появляются на свет? Их об этом никто не спрашивает. Просто рожают и все.
Оля окончила школу, потом курсы парикмахерского искусства и устроилась на работу. Вкус у нее был отменным, руки «правильными», и скоро она уже начала неплохо зарабатывать. Бабушка, которая очень радовалась успехам Оли, ушла из жизни после тяжелой, но скоротечной болезни в полной уверенности, что внучка справится и все у нее будет хорошо.
Но хорошо не было.
Ольга, которой бабушка оставила свою небольшую квартиру, вступила в наследство и задумалась над тем, что пора бы
