Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
меня нисколько не трогали, мне удавалось держать себя чуть на расстоянии и бравировать своим спокойствием перед друзьями и коллегами. Пока вдруг не оказалось, что мой младший сын завалил ОГЭ.
«Это моя ошибка, я очень расстроен»
Как я не дала ОГЭ поставить крест ни на мне, ни на сыне
Гриша всегда очень легко относился к учебе. Все у него было «нормально» и «хорошо». И это его поведение не было напускным: он и правда никогда не впускал в себя переживания от неудачи. Или, что тоже вероятно, переживал, но быстро отпускал – не получилось, и ладно. То есть я довольно быстро, еще в младшей его школе, осознала, что моя тактика под рабочим названием «получил двойку – стало стыдно – исправил двойку» провалилась.
Я не давила, продолжала спрашивать про сплетни в школе, Гриша охотно рассказывал, а еще охотнее хвастался своими успехами, умалчивая про все остальное. Меня это устраивало, потому что гарантировало хорошее настроение нам обоим.
Первый удар меня настиг в пятом классе, когда мы решили перевести сына в другую школу. Школа хорошая, а следовательно – читайте выше, – поступление нужно заслужить, а значит, нужно прилично сдать вступительные экзамены. Экзамены были завалены капитально. Помню свой шок: я – такая современная, презирающая оценки, вдруг явно почувствовала этот противный липкий холодок где-то внутри, мгновенно навалился стыд, будто это я завалила все на свете. Отчетливо зазвучали голоса как на партсобрании: «Ну что, доигралась? Упустила ребенка? Тоже мне мать!» Меня подмывало наехать на Гришу, разозлиться, устроить скандал из серии «Я тебе так верила, а ты меня обманул!». Мне не хотелось разговаривать, не хотелось с ним шутить и смеяться как прежде – ведь он завалил экзамены.
Я вовремя себя затормозила. А что он мне, собственно, обещал? Учиться хорошо? Нет, я же этого никогда не требовала. Обманул мое доверие? Так он, может быть, и не разгадал мою тактику. Да и не было никакого между нами договора. Так откуда же взялась эта обида на ребенка? Пришлось себе признаться, что хоть я и рассказываю детям о том, что оценки не важны, а важны знания, что все поправимо и нет безвыходных ситуаций, но у меня самой, внутри, все равно сидит этот страх и стыд за «плохого» ребенка – и страх этот я успешно в себе закапываю.
Я взяла себя в руки, поплакала немного, объяснила Грише, что это его первый опыт с оценками и он оказался неудачным, но есть решение – позаниматься и пересдать экзамен. «Я на твоей стороне, что бы ни случилось», – эту фразу я тогда сказала Гришке впервые, мне было очень важно подчеркнуть, что у нас с ним все по-прежнему, мы честны друг с другом, я рядом и помогу, чем смогу.
Испытание в итоге было худо-бедно пройдено, в школу Гришка поступил, меня отпустило. «Мама, ну что ты переживаешь, все будет у Гришани хорошо, ну», – успокаивал меня Мишка. А я слушала его и понимала, что дети у меня очень разные, приоритеты жизненные у них разные, и не факт, что они совпадают с моими.
Получалось, что мне нужно изменить тактику и начать не в бирюльки играть, формируя все эти «доверительные отношения с ребенком» и «общение на равных как со взрослым», а принять, что передо мной все-таки ребенок со своим несформировавшимся еще чувством ответственности и нужен за ним глаз да глаз. То есть наплевать на всю эту демократию и вместо школьных сплетен проверять дневник и домашку. И изменить себе. Перестать быть собой. Более того – еще и раздвоиться: с одним ребенком играть в демократию и доверие, а с другим – в диктатуру и подозрительность. И тут я присела на минутку и подсчитала, когда закончится школа. Получалось, что мне еще лет на семь нужно погрузить себя в эту странную шизофрению. А потом, когда школа закончится, вернуться в свое прежнее состояние. Но что будет, если к тому времени от наших с Гришкой озорных отношений уже ничего не останется? Что если я сама их съем по чайной ложке своим контролем и учетом его учебы?
Школа конечна, а жизнь моя не вечна, решила я, поняв, наконец, что есть и другой вариант – попробовать все же объяснить ребенку, что преодолевать преграды интереснее и круче, чем отмахиваться от них, делая вид, что все прекрасно.
«Вы знаете, Гриша не воспринимает проблемы, не видит их, не считает их чем-то заслуживающим внимания», – это мне объясняли в школе. Меня это не удивляло – Гриша всю жизнь поражал меня своим оптимизмом и умением с легкостью идти по жизни. Так с чего бы ему воспринимать проблемы серьезно? Я даже завидовала ему: никаких нервов, счастливый человек! Но как заинтересовать его учебой, если привычные мне страх и стыд тут не работают?
На помощь мне пришла Лилиана Лунгина. Умнейшая женщина с необычной судьбой, известный переводчик – благодаря ей у нас есть, например, «умный, красивый, в меру упитанный мужчина в самом расцвете сил». Да-да, именно Лилиана Лунгина так искусно и мастерски перевела для нас Карлсона, который живет на крыше. Но речь не про то. Режиссер Олег Дорман попросил Лилиану Лунгину рассказать на камеру о своей жизни – в итоге получился такой документальный проект-интервью. Не оторваться. Будто проживаешь всю жизнь человека вместе с ним. Такое свидетельство эпохи. И вот, рассказывая про свое детство, Лилиана вспоминала, что училась сначала неважно – не было особенного интереса к происходящему в школе. По успеваемости она была одной из последних в классе. Мама ее переживала по этому поводу, но ничего не менялось, пока однажды подруга мамы не спросила девочку: послушай, а зачем тебе вообще нужна эта учеба? Ведь школа совсем не обязательна в жизни. Тем более если тебе так трудно учиться. Зачем время терять? Есть полно профессий, которые не требуют серьезного мозгового напряжения. Подумай об этом. И это сработало. Девочка поняла, что ничем не хуже других и что нужно лишь включиться в процесс, приложить немного усилий – и все начнет получаться. И она очень быстро стала лучшей в классе, хотя и не стремилась к этому. Вот эта мысль
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
