круто!
– Почему на моей сестрице твое платье? – недоумевает Игнат. – Как она в него влезла?
– Это не мое платье, – смеюсь, – просто такое же. Мы сегодня купили ей.
– А твое где?
– В магазине. Я же брала его напрокат.
Игнат отпружинивает от кровати и одевается.
– Ты куда? – дую губы.
– Покупать твое платье.
– Не надо, оно дорогое и…
– Молчать! – рявкает.
– Эй, я не твой песик.
– Прости, – наклоняется и целует меня в надутые губы. – Ты моя мартышка, как я мог забыть.
– Не уезжай!
– Вернусь через тридцать минут.
– Время пошло, – говорю. – И принеси мне воды. Пожалуйста, – добавляю.
Смеется и идет на кухню. Обожаю гонять его дома за чем-нибудь, мстя за то, что в офисе мне приходится его обслуживать. Всяко разно, между прочим. Фантазия у него безгранична.
Играю с Хрустиком. Минут через двадцать Лозовой возвращается с платьем и велит его надеть.
– А теперь мы поедем домой и завершим то, что начали в субботу с Настей. И только попробуй запереть меня на балконе. На этот раз точно шкуру спущу, – грозит пальцем.
– Эй! Ты собрался представлять вместо меня другую девушку?
– Нет, просто хочу закрыть гештальт.
– Очень понятно объяснил, – язвлю, – спасибо.
– Надевай платье, – поторапливает. – И поедем отрабатывать сценарий.
– Какой еще сценарий?
– Который я придумал.
Мда, мне уже страшно.
39
Перед новогодними праздниками мы со всем семейством Лозовых и Макаром едем в горы. Как ни странно, папенька не стал возмущаться по поводу выбора дочери (хотя раньше был против Макара). Видимо, наконец понял, что дети – не товар. И они имеют полное право выбрать себе пару, как выбирает Роман Валерьевич себе молоденьких девушек. Несмотря на гульки на стороне, отношения у родителей босса теплые. Они постоянно друг друга подкалывают. Вот и сейчас Роман Валерьевич мылит снегом поверженную Светлану Васильевну, а она сучит ногами и громко смеется.
Игнат лепит снежок и бросает в меня, угодив мне за шиворот.
– Ах ты, гад! – возмущаюсь, леплю из снега шарик и бросаю в него.
К нам присоединяются Агатка с Макаром, и некоторое время мы бомбардируем друг друга снежками.
Потом идем кататься на лыжах. Я, конечно, не умею, но Игнат терпеливо учит меня, и я делаю кое-какие успехи.
Своего кролика, которого теперь зовут Марсель Хруст, оставила у Люськи. Она за ним присмотрит, пока нас нет в городе. Люська теперь живет не одна. К ней переехал Макар, тот самый – охранник. Я вдруг вспомнила, кстати, что на день рождения в клубе она загадала желание выйти замуж за Макара, и Вселенная ее услышала. Только напутала с фамилией, потому что подруга не уточнила, за какого именно Макара она хочет замуж. Так что берите, какого дают. А вообще нынешний Макар подходит Люсе больше, чем Кашинский.
Кашинский так нежен с Агаткой. Трогательно дует на ее замерзшую руку, чтобы согреть. Она умудрилась где-то потерять варежку. Я прямо любуюсь ими – классная парочка! А родители любуются нами четверыми. Нужно быть совсем бессердечным человеком, чтобы не порадоваться за счастье своего ребенка. Даже если он выбрал себе возлюбленного, который, как тебе кажется, ему не пара.
Игнат катается на лыжах, оборачивается, машет мне рукой и… летит кувырком. Срываюсь с места и бегу к нему. Сердце бешено колотится. Падаю в сугроб и преодолеваю оставшееся расстояние на коленях. Пусть с ним все будет хорошо!
Очищаю его лицо от снега и с тревогой ощупываю его руки. Он пристально смотрит на меня и изумленно говорит:
– Нат, я вижу каждую черточку твоего лица. Ты такая красивая.
– Встать можешь?
– Не знаю.
Встает потихоньку, опираясь на мою руку, и качает головой:
– На том же самом месте пизданулся, представляешь?
– Может, теперь ты будешь запоминать лица лучше? – делаю смелое предположение.
– Это значительно облегчит мне жизнь, – смеется.
Фух, если веселится, значит, ничего себе не сломал. Я здорово за него испугалась. К нам бегут остальные, и я успокаиваю их, что с Игнатом все нормально.
Вечером садимся ужинать в ресторане гостиницы. Интерьер украшен новогодними гирляндами, на столе пылает ароматическая свеча, от которой исходит апельсиново-коричный аромат. Все мы – в одинаковых свитерах с оленями, которые подарила Светлана Васильевна. В углу стоит нарядная елка. Пьем глинтвейн, согреваясь, и неспешно обсуждаем планы на будущее. То есть родители всячески съезжают к теме двойной свадьбы, а мы отшучиваемся и отмахиваемся от них. Игнат не делал мне предложения, поэтому не важно, что говорят его родители.
Остаемся с ним в номере одни и сидим у камина на ворсистом ковре. Камин – настоящий, не электро, и поленья в нем весело потрескивают. За окном огромными хлопьями падает снег – сказка! Не знаю, куда обратить свой взор – на огонь, снег за окном или на любимого мужчину.
Меня накрывает. Я люблю его. Все становится ясным – все эмоции, весь прошлый месяц, все падения и подъемы были из-за того, что я пыталась отвергнуть чувство, выросшее между нами. Отвергнуть то, что я чувствую к нему.
Я влюблена в Игната Лозового – моего непосредственного начальника-самодура. Но в то же время красивого мужчину, сидящего рядом со мной и трепетно сжимающего мою руку. Думаю, прямо сейчас он испытывает те же самые эмоции.
Любовь раздирает меня на клочки, и я исступленно целую его. Он трется пахом о мое бедро и шепчет:
– Ты меня возбуждаешь, детка.
– Мне это нравится, – признаюсь я.
– Да?
Я киваю, и он в мгновение ока подгребает меня под себя. Жадно целует, будто собирается меня съесть. Возле камина становится жарко, и мы раздеваемся догола.
Ложусь спиной на мягкий пушистый ворс, и он проталкивается в меня. Обнимаю его ногами и поднимаю руки вверх, подставляя грудь под его поцелуи.
– Ты ненасытна, – говорит он, лаская членом мои складки.
Стону и изгибаюсь в его сторону, прося как можно скорее наполнить меня.
Прижавшись своим лбом к моему, Игнат медленно двигается, погружаясь все глубже и глубже. Его вес надо мной дает почувствовать себя в безопасности. Руками придвигает меня ближе к себе. Жар и пот нарастают между нами – все смешивается воедино.
– Ната, – дышит он у моего рта, и я плотнее прижимаюсь к нему, пытаясь окунуться в него. Мне казалось, что раньше между нами творилось нечто особенное, но сейчас отчетливо понимаю, что наши отношения стали интимнее, глубже и эмоциональнее.
Игнат двигает бедрами, и в моей груди нарастает стон. Он наблюдает за тем, как я сдерживаю дыхание. Он толкается снова и снова, проникая на глубину, пока мы
