Глава 24
ЗАДЫХАЯСЬ, Мейсон вскочил на ноги, его рот наполнился слюной, а желудок скрутил резкий приступ тошноты. Желчь подступала к горлу, и он, спотыкаясь, бросился в ванную. Едва он успел склониться над унитазом, как его вырвало, от запаха кислоты внутренности снова сжались, и остатки ужина вырвались наружу. Опустошив желудок, Мейсон оперся локтями на сиденье унитаза и судорожно вдохнул.
Было ли то, чему он стал свидетелем, частью легенды?
Мейсон оттолкнулся от унитаза, снял рубашку и вытер пот с шеи. Нужно разгадать эту тайну, и как можно быстрее.
Из собственных исследований и благодаря обрывкам критики в блоге Матиаса Мейсон уже знал об истории с убитыми девушками и отстрелом волков. Но что связывает несокрушимую веру в легенду, зло, причиненное девушкам, и массовое уничтожение волков?
Всякий раз говорят, что она похитила, всякий раз похищенная сгорает.
В конечном счете слова Гаврана оказались не такими уж безумными.
Мейсон опустился на прохладный кафельный пол, мысли вихрем кружились в голове. Все части головоломки найдены, нужно только собрать их воедино. Девушка из легенды, изгнанная… наверняка в глубине души жители понимали, что она обычный человек, а не какое-то сверхъестественное создание.
Но что насчет той злобной сущности из сна? Преувеличение? Метафора? Зачем Гавран заставил его увидеть и почувствовать эту тварь?
Что, черт возьми, старик пытался ему сказать? Как он телепортировался через пространство и сквозь сознание? Казалось, он был везде и нигде одновременно. Мейсон вспомнил о случившемся в архиве, о голосе в тени, говорившем загадками и рифмами.
А затем вспомнил о свидетельствах. Он сделал копии всех до единого.
Вернувшись в комнату, Мейсон распахнул дверцу шкафа и начал рыться в вещах. Нужно было перебрать десятки бумаг, но он уже проснулся, и его трясло от адреналина.
Ты же вроде покончил с этим, – насмешливо произнес тоненький голосок в голове. Мейсон его проигнорировал и прочел дату первого отчета.
22 октября 1868 года
Я словно пережил пришествие четырех всадников. Город лежит в руинах, люди напуганы, подавлены и опустошены. Пусть то, что сочли злом, и сгинуло в огне, но тревога продолжает витать в воздухе. Жители деревни по-прежнему ищут демонического волка – существо, по их словам, черное, как ночь, с красными, как кровь, глазами. Зверя видели несколько раз, он бродил неподалеку от деревни. Некоторые утверждают, что рядом со зверем заметили нашего бедного ангела, упокой Господь ее душу.
Мне все еще не верится, что такая милая, нежная леди безвозвратно потеряна для нас. Кассия, я не смею произнести это имя, меня преследует ее лицо, ее ясные голубые глаза и светлые локоны, золотистые, как утренний солнечный свет. Как случилось, что она стала пленницей Сновидицы? Как посмела Сновидица ее забрать?
Я аптекарь, человек науки, и мне страшно, что моя рука замирает на бумаге, когда я хочу признаться, что не верю в эти сказки. Не верю, что наша дорогая девочка была одержима или попала под влияние Сновидицы и ее демонического волка.
Да, Кассия любила бродить по лесам. Что было глупо с ее стороны, ведь жители деревни не раз предупреждали об опасностях, таящихся под сенью деревьев, будь они реальными или мнимыми. Но она не послушалась. Девичье любопытство сгубило ее.
Что так манило ее в эти леса? Почему она продолжала возвращаться туда, даже когда я ее предупредил, что люди начнут болтать о ней жуткие вещи? И где был ее отец? Думаю, будь он более бдителен, она бы не пропала в лесу. Кассия исчезла на несколько дней, а потом вернулась.
Люди твердили, что девушку похитили, а ее возвращение – признак одержимости и, несомненно, дело рук мифической Сновидицы. Никто и не подумал, что возвращение пропавшего дитя – повод для праздника, а не для подозрений и страха.
Порой я ловлю себя на страшных мыслях. Если бы Кассия не вернулась, мне бы не пришлось видеть, как она кричит, сгорая на костре?
Хотел бы я верить, что этого можно было избежать, однако пребываю в глубокой растерянности. Ведь именно жители деревни вели себя словно одержимые. Их глаза остекленели, как будто души покинули их тела. Джонатан, мой добрый и мягкосердечный друг, портной, склонный к злодейству не больше, чем святой… Я никогда не видел человека более безумного, чем Джонатан прошлой ночью. Он стучал лопатой по земле, вопил, как безумец в полнолуние, и едва не откусил себе язык, выкрикивая обвинения в адрес бедной девушки. Он и другие жители все не останавливались, им были не ведомы доводы разума. А тем, кто предпринял попытку их вразумить, пришлось всерьез опасаться за собственные жизни. Казалось, толпой овладело нечто, заставляющее их жаждать крови.
Без сомнений, это нечто – древнее суеверие, вселяющее страх в сердца добрых людей.
На этом строки обрывались, остальная часть страницы сгорела, на ее месте на ксерокопии виднелась лишь чернота. Подпись также оказалась утеряна, а кроме того, в документе не было ни единого упоминания о представителях властей. Тем не менее этот аптекарь показался Мейсону абсолютно вменяемым. В его показаниях был смысл: он понимал, что деревня впала в истерию. И явно, как и Матиас, винил суеверия в жестоком преступлении, совершенном против юной Кассии.
