они же выше нас.
— Вооот. Нас, — я поднял палец вверх, — это устраивает. Я прошу вас чтобы к вечеру я пришёл к Алевтине, и она мне выдала на руки готовый письменный ответ. Исходящий, дата, подпись, печать. Могу я на вас рассчитывать?
— У нас много работы. Сроки… Согласование… Законы, знаете ли…
— Сегодня вечером я забираю письмо, потому что завтра иду на поклон к Губачинскому. С ответом или без него. И если без него, то выгораживать вас не стану, прямо скажу, виноват Пистунов, его и прошу казнить. Вы же понимаете, что если прокуратура половину ваших отправила под арест, то это не означает что к остальным нет претензий? Просто, кто-то должен дело делать, работать. Будет письмо, простое, прошу заметить, по содержанию, это показатель, что работа делается. А если не делается, прошу не обижаться. Всего доброго.
Я встал, приосанился и вышел, не прощаясь.
…
Письмо с витиеватым отказом вечером у меня, разумеется, было. Формально это не отказ, а длинное цитирование норм об уплате ввозного сбора. Но по смыслу — отказ, просто так мы вам паровоз не отдадим, а сумма, оплаченная по решению суда фискальную службу, не касается. Всё прогнозируемо, я только лишь ускорил естественный процесс.
А ещё на меня посмотрела с ненавистью Алевтина. Моё магическое чутьё даже чуточку шевельнулось, кажется, она попыталась меня проклясть. Ну, добро пожаловать в клуб «мы жалкие ничтожества и ненавидим Филинова».
Главное что? Письмо, которое я бегло прочёл — у меня и я закинул его в офис, в соответствующую папку, прежде чем пешком отправился в «Золотой фазан».
На входе, как оказалось, обыскивали. Во всяком случае, мужчин. Работало это правило вечером, поэтому я с ним сталкивался впервые. Ну, нынешний я.
Обыскивали ненавязчиво, с некоторым уважением, но всё же…
Так-то я адвокат с сюрпризом.
Я не стал понтоваться своим статусом (обыскивать адвоката процессуально сложно даже полиции), обманывать или юлить, а честно сказал охраннику, что у меня с собой пистолет и нож, причем нож я отдавать откровенно не готов. В крайнем случае вернусь в офис, оставлю сюрпризы там, времени только жаль. Поскольку начальником службы безопасности, которого позвал для разруливания этого вопроса — был Зураб, то он пошёл мне навстречу.
— Аркадий, дарагой! Отдавай пистолэт, мы его положим в ящик, дадим тебе номерок. А нож, что за нож, пакажи⁉
Я продемонстрировал ему Шило, горец скептически потрогал лезвие. Оружие не произвело на него особого впечатления.
— Это у тебя как кинжал? — сделал хитрые глаза он.
— Ну да, типа того, — ответил я, имея в виду, что он весьма отдалённо напоминает его, то есть кинжал.
— Кинжал для мужчины, это святое! Оставь себе. Но! Обещай, что никому показывать его не будешь, размахивать, угрожать. Это не серьёзно. Если кто увидит, я скажу, что мы не знали, не видели, отнимем и поругаем тебя!
— Зураб Ливанович, да кому я его покажу, это против монстров при прорыве, я же адвокат, сугубо мирный человек.
— А… Ну да, дэйствительно. Иди. Много не пей, не гневи хозяйку.
Я подошёл к бармену, тот смазал меня взглядом, поставил передо мной и молниеносно наполнил водкой рюмку. Водка была ледяной и моментально запотела.
— Давно вас не было, Аркадий.
— Кхе. Да, понимаешь, приболел, врачи не велели… а не подскажешь, Рябинского ищу, сказали, что он постоянный посетитель.
Бармен ощутимо вздохнул и сделал горестное лицо.
Я приземлил на барную стойку пятирублевую купюру и сделал вид, что отвернулся.
Купюра исчезла, бармен приблизился к моему уху и показал в зал пальцем.
— Вон тот господин. Вредный мужик, ругается чуть что, чаевых сроду не оставлял.
Я достал ещё одну такую же купюру.
— А что ещё интересного расскажешь, голубчик?
— Вам-то зачем? Он вроде не дама, чтоб его охмурять? — недоверчиво покосился он на купюру.
— Деньги лишние, — огрызнулся я. — Он денег моему клиенту должен, хочу с ним поговорить, думаю, на какой кривой козе к нему подъехать.
— Ну, если подумать… Благородный, из купцов, руками сроду не работал. Местный. Деньги любит, жадный, скандалист, считает себя умнее других.
— А полицию боится? Суд, прокуратуру, каторгу?
— Неее… У него шурин в кадровой службе в полиции, большая шишка, он его много лет прикрывает.
Ага, значит вариант с угрозами не сработает.
— А дела у него как идут?
— Шут его знает. Но раз тут по пару сотен за вечер проигрывает, значит деньги не последние.
— Жене изменяет?
— Вроде нет. По крайней мере тут к бабам не пристает и приходит один. А! Ещё пару раз так сильно поругался с другими посетителями, что даже и подрался.
Я дал бармену его честно заслуженные пять рублей. Сказанное им было не точным, и не факт, что правдой, как и любая оперативная информация. И всё же отталкиваться буду от неё, у бармена не было причин меня обманывать. Итак, он азартный, а вот запугать его не получится.
Моя мишень ушла в игорный зал, я взял с собой рюмку водки, к которой не притронулся, и неторопливо пошёл следом.
Рябинский стоял и кушал бутерброд, стараясь не уронить кусок шпротины с него. Бутерброды подавали в игорном зале «на халяву», он без зазрений совести трескал уже третий.
— Илларион Петрович?
— Да, — Рядинский поймал языком остаток рыбы, съел и перевёл свои слезящиеся глаза на меня. — А вы, голубчик, кто?
— Барон Аркадий Филинов. Я приобрёл прииск на Макарьевской изнанке, по соседству с вашим участком.
— Туфту ты купил, парень. Там почти нет макров, всё уже копано-перекопано.
— Я китайцев нанял. Результат небольшой, зато и зарплаты низкие.
— Хитро. А что ты от меня хотел?
— Думаю прикупить ваш участок. Холм. Лес вы срубили под корень, зверя выбили, зачем он вам.
— Ну, думайте, — хохотнул он, — я пока его продавать не собираюсь.
— А если бы собрались? Вы купили его много лет назад за шесть тысяч.
— Ну, так и быть, сейчас готов уступить его за двадцать пять.
— Макарьевская изнанка вот-вот закроется, на участке ничего нет. Вы когда-то давно проверяли, нет ли там макры, и выяснили что их там нет.
— Да ну. А вам он тогда на кой ляд?
— Для производственного процесса. Я могу купить два немецких насоса и буду качать по трубе воду, она самотёком спускаться
