вперед.
Мы все стремимся время промотать,
Подальше, чтобы было поскорей.
Действительно, а что же нам терять?
И прошлое нам отпустить легко?
Часы идут вперед, а не назад,
Но времени потерянные сны
И завтра будут помнить нас.
Всегда окружат нас они.
Те мраком и туманом сотканные мы,
И прошлое заменит будущее нам.
Да, здесь были лишь часы,
Но те часы всегда играют с нами.
Иначе объяснить как можно то,
Что время не узнать словами?
Назвать этот дом Домом времени было странно. Скорее всего, это был Дом часов.
Часы были везде. Крупные, в полстены или совсем маленькие, песочные и обычные — все они не шли в лад друг с другом. Ни на одних часах не показывали одинаковое время с другими.
Доминика попыталась разобраться в этом, просто посмотрев на них, но ничего не поняла.
Лишь коснувшись овальных оранжево-голубых часиков, которые ей сразу понравились, она услышала тихий мелодичный звон:
«Скажи, кто ты?» — услышала она.
— Кто я? Я — Доминика, — ответила девочка.
«Нет, скажи точнее».
— Точнее? Я обычная девочка.
«Это неправда. Ты сама знаешь это.»
— Тогда я принцесса карнавала, — призналась Доминика. — И я не уверена, так ли это.
«То, о чем ты говоришь, верно, — проговорили часы. — Но веришь ли ты сама, что ты и есть принцесса? Когда ты узнала об этом? Сегодня?»
— Да.
«Выходит, ты принцесса лишь с сегодняшнего дня, так?»
— Ну да, наверное, — пожала плечами девочка.
«А раньше? Раньше ты была ею?»
— Нет. Точно нет, — уверенно ответила Доминика.
«Но ты всегда была такой, какая ты сейчас, — рассудительно заметили часы. — Тогда почему ты стала считать себя такой лишь сегодня?»
— Наверное, потому, что я узнала об этом лишь сегодня.
«Лишь? То есть в прошлом ты не была? А в будущем?»
— Не знаю я. К чему говорите вы все это, часы? Я пришла сюда лишь узнать, что такое время! А вы спрашиваете, когда я что узнала! Это же не относится к времени совершенно, часы!
«Нет, относится, — возразили часы. — Если ты узнала о чем-то лишь сейчас, это не значит, что это появилось именно сейчас. Ты всегда была принцессой, Доминика. Но ты узнала об этом только сейчас — и сейчас ей стала. А будешь ли ты ей потом? Была ли ты бы ей, если бы не узнала об этом?»
— Мне непонятно, — совсем запуталась девочка. — Объясните.
«Объяснить? Хорошо. Только я тебе покажу».
Перед Доминикой оказались три картины. А может, это были зеркала. Непонятно. Все они были темными.
«Что такое прошлое? — сказали часы. — Это то, что случилось раньше. То, без чего ты бы не смогла понять будущее.
Но ты не знала своего прошлого. Значит ли это, что у тебя нет будущего?
Нет, не значит.
Ты имеешь будущее. Даже если бы не знала, что ты принцесса, ты бы все равно ей была».
Доминика увидела картину прошлого — печальную Амелию Каролинг, коварную Агнес, которая украла ее — маленькую девочку, которая, тем не менее, была все это время наследницей карнавала, даже не зная об этом.
«Ты не знала прошлого. Но твое будущее не зависит от него».
И Доминика увидела картину будущего — ее, сильную и прекрасную, такую взрослую, защитницу истины, о которой когда-то говорил Писатель. Давно ли это было или совсем недавно?
«Но настоящее? Настоящее время — это ты, не так ли?»
И Доминика увидела картину настоящего. Ее, такую испуганную и удивленную, такую робкую и в то же время она была такой, какой была раньше, какой будет и дальше.
«Значит ли это, что прошлое, настоящее и будущее настолько различны, как о них говорят?
Нет.
Они все образуют единое целое, — ответили часы.
Время.
И его нельзя сосчитать.
Оно было всегда, будет всегда и живет сейчас.
И никакими часами его не измеришь».
А время никогда ты не измеришь.
А время никогда не уничтожить.
Зачем часам обычным веришь?
Как из часов обычных время сложишь?
Оранжевый луч света светил на девочку, и часы проговорили:
«Испытание номер три: сила времени, оранжевый цвет. Пройдено».
Дом начал бледнеть, пропадая, и вскоре Доминика с удивлением заметила, что вместо него, вернее, на том месте, где она раньше стояла, оказалась площадь.
Альмира уже ждала ее там, воскликнув:
— Доминика, ты молодец! Ты прошла!
Но девочка сказала:
— Но я ничего не проходила! Я просто очутилась там, послушала, что говорят часы — и все. Я же ничего не делала!
— Потому что ты наследница. Потому и прошла, — ответила Альмира. — Тебе не нужно ничего делать. Я все сделаю за тебя. — И переменила тему. — А теперь пошли, тебе нужно отдохнуть. Как насчет парка аттракционов?
28. Этот мир — твой
Доминике понравилось все — и веселые танцы на площади Музыки, и театральная постановка, что они с Альмирой посмотрели в небольшом, но уютном театре, и веселые аттракционы, и вкусное мороженое, и два пирожка с высоким стаканом лимонада.
Но Альмира пообещала ей и еще что-то особенное — а что именно, не говорила. Будет сюрприз.
И вот, когда они прошли по длинной, окруженной фигурными фонарями, дорожке, уложенной аккуратными плиточками, вокруг которой были густые розовые кусты, Доминика наконец увидела его.
Колесо обозрения было огромным, нет, просто гигантским и до невообразимости высоким. Такое ощущение, будто оно заканчивалось в небе, темном и не привлекающим внимания по сравнению с сияющим яркими красками колесом. Альмира уже держала в руке два билета на него, и Доминика решилась.
Нет, нельзя было сказать, что она не видела его раньше. Видела и еще как. Колесо обозрения возвышалось над всеми аттракционами парка, светилось, призывая всех на нем прокатиться.
Они с Альмирой показали билеты кассиру, и, пока та подводила к ним кабинку, Доминика заметила, что, если подойти к нему поближе, оно станет еще больше.
Наконец запрыгнули в небольшую, без стекол красную кабинку на пять мест. Девочка села ближе к Альмире и посмотрела наверх.
Медленно поднимаясь, кабинка слегка покачивалась, а Доминика внимательно смотрела на парк, который становился все меньше и меньше. Скоро стала видна соседняя улица и дома, освещенные яркими фонарями. Потом — весь район, проспект Веселья.
Альмира, указывая на здания, объясняла девочке, где и что расположено. Доминика искренне удивилась тому, каким точным был план города — это переплетение улиц и домов. И даже фонари, если посмотреть сверху, выстраивали красивые рисунки.
Этот переулок похож по форме на сердце, а этот — на цветок. Несколько крупных улиц, объединившись, образовывали маску —