карете голой или даже мохнатым чудищем. и только пусть кто-нибудь фыркнет.
Сожру.
И, видимо, мой настрой бледные слуги уловили, раз глаза испуганные тупят в пол.
— И ты нас все-таки покидаешь? — раздается насмешливый и высокомерный голос в предрассветной серости, когда моя босая ступня касается холодной подножки кареты.
— Сделка завершена, — я даже не оборачиваюсь.
— Это да… Можем придумать новую?
— Придумывайте новые сделки для Истинных, к которым рванул ваш Советник, — небрежно бросаю я. — И да, их двое. И они тоже близняшки. Как вам повезло. Можете меняться ими каждой ночью для разнообразия.
— Что ты несешь?
— Это уже неважно, — ныряю в салон кареты и захлопываю дверцу. — Я покидаю это проклятое место.
Выходит громко и истерично.
Я чувствую недоумение Анрея, и его желание выволочь меня из кареты, чтобы затем потащить в замок и кинуть под бок спящему брату.
Но сделка закрыта. И нет никакой другой причины, чтобы остановить меня и заставить поспать в их объятиях.
Я продолжаю давить в себе волчицу и громко топаю ногой. В воздухе свистит хлыст. Всхрапывают лошади, поскрипывают колеса, и я крепко зажмуриваюсь, когда слышу вой Анрея.
Я ему не отвечу, ведь улавливаю в его зове издевку, что я не забуду двух наглых близнецов из Северных Лесов.
Не забуду.
Но и им не видать малиновых пирожных. Даже от Истинных, если восстановление их связи возможно.
Звери-то найдут покой в мохнатых подружках, а мужчины, у которых теперь запрет на малиновый десерт?
Глупая Сладкая Ягодка тоже останется в их памяти. В памяти мужчин, которые делили одну женщину на двоих.
— Выкусите, — зло шепчу я, когда карета выезжает за ворота.
Верчу в пальцах флакончик из темного стекла.
Какой- же Вестар подонок, раз решил напоить меня отравой.
Поэтому никто и не любит оборотней. Бессовестные и развращенные мерзавцы.
И сама стала такой же.
И тоска по жадным поцелуям двух мужчин и их объятиям останется навсегда со мной.
Глава 51. Будет вдвое больше слез
— Сделай мне немедленно амулет, — трясу маму за плечи, — который скроет… скроет…
— Что скроет? — мама обеспокоенно вглядывается в мои глаза.
— Я беременна! — взвизгиваю я, со слезами отступаю и хочу криком повторить свои слова, но мама кидается ко мне и прижимает холодную ладонь ко рту.
Тяжело дышит, в глазах паника и недоумение.
— Что?
Она не чует во мне волчицу, потому что я ее изо всех сил давлю в себе.
— Это невозможно, — шепчет мама.
— Они меня обратили, — всхлипываю я. — И я не могу… показать себя, потому что тогда… мам, мне нужен амулет или чары… Слышишь? Я не хочу, чтобы они узнали… И мы должны немедленно уехать, как можно дальше. И где папа?
— В лесу, — шипит мама. — Побежал в Лес вызволять тебя и уши обрывать близнецам. Только кто слушает меня? Лес же его не пустит к Альфам!
— Как ты могла его отпустить?!
— Когда это мужчины слушают женщин, а? Особенно оборотни?!
— Не кричи на меня!
— Ты уверена, что…
— Уверена, — меня начинает трясти. — Вестар хотел помочь… Но я не могла…
Мама хватает меня за руку и тащит за собой:
— Идем.
Мы спускаемся в подвал, шагаем мимо мешков муки к деревянному шкафу, который мама с рыком сдвигает в сторону. Свеча в подсвечнике на стене зловеще вспыхивает.
— И от кого? — мама приваливается плечом к шкафу, а за ней зияет черный проход. — Или у нас тут тоже чудеса чудесатые, и ты сразу понесешь от двоих.
— Я думаю… от Эрвина…
— Думаешь? — сердито сдувает локон.
— Мам, я не виновата…
Виновата. Я же сама этой ночью решила поиграть в великую соблазнительницу, о ночи с которой должны были вспоминать с черной тоской.
Никто меня не принуждал. Не брал силой и не принуждал к близости.
— Значит, Эрвин, да? А Анрей в сторонке стоял?
— Ма-аааам, — всхлипываю я и прикрываю лицо руками. — Прекрати.
— Хотя какая разница, кто постарался, — мама ныряет в проход, суетливо подхватив юбки, — у них зверь один на двоих. Значит, оба папаши.
— Мам…
Семеню за мамой и ежусь, когда на стенах вспыхивают красные зачарованные свечи. Крохотная каморка с небольшим столом и несколькими ящиками с разным барахлом: склянки, кристаллы, ветки, мотки цветных ниточек. На стенах: пучки трав, амулеты из камушков и перьев, какие-то кривые и острые знаки.
— Мам…
— Что? — мама резко разворачивается ко мне. — Будешь мне нотации читать? Это мое увлечение, мой отдых и… большая часть из этого, — она разводит руки в стороны, — просто баловство. Чтобы закваска для теста готовилась быстрее, чтобы булочки дарили хорошее настроение. И не просто же так наша пекарня стала лучшей в городе.
— Просто у папы талант, — шепчу я.
— На таланте далеко не уедешь, — мама скрещивает руки на груди. — Мы будем возмущаться или решать твою проблему? М?
В маме пробивается злая стервочка, и я едва слышно отзываюсь:
— А под решить проблему ты…
— Вот какого ты обо мне мнения, да? Думаешь, я внука вытравлю из тебя?
— Но…
— Немедленно извинись, — мама зло щуриться на меня.
— Прости меня, — жалобно всхлипываю. — Прости, я не хотела тебя обидеть. Мне просто очень страшно.
Мама привлекает меня к себе, обнимает, целует в висок, а затем торопливо лезет в один из ящиков.
— Тебе помочь?
— Найди в ящике в углу шкатулку с горным хрусталем, — кидает на стол кожаный шнурок. — Черная гладкая шкатулка без опознавательных знаков и не открывай.
— Почему?
— Потому что открыть ее надо с заговорами, чтобы кристалл остался чистым и пустым.
— Почему ты меня сюда никогда не приводила? — вытаскиваю шкатулку.
— Потому что, — мама лезет в другой ящик и выхватывает из него пузатую склянку, — у тебя должна была быть обычная мама, Тина, — выдыхает и повышает голос, — обычная, черт их всех дери! Обычная простая тетка! И ты должна была быть обычной!
— А что в склянке? — решаю перевести тему, потому что мама очень злиться и вот-вот расплачется.
— Кровь невинной нецелованной девы, — мама шмыгает и садится за стол.
— Что? — у меня лицо кривится. — Откуда и зачем?
— Во-первых, неважно откуда, — мама отставляет склянку, — во-вторых, у меня есть еще и кровь девственника.
Мои брови ползут на лоб, а мама ловко собирает волосы в пучок и закалывает их острой шпилькой, которую вытягивает из корсета:
— И вот с девственниками совсем беда.
Я протягиваю ей черную шкатулку:
— Может, если бы ты меня обучила, то со мной бы всего этого не случилось…
— Случилось бы другое, — серьезно всматривается в глаза, — во всем этом очень легко потерять себя, Тинара, и возжелать
