в грязных футболках и подвернутых джинсах, босиком, неторопливо расчищали старый арык, занесенный илом, идущий вдоль стены. Они оглянулись и выпрямились, опираясь на ржавые мотыги.
– Давай передохнем, пока эти дебилы веселятся! – Марк со вздохом потер спину.
– Смотри, кто это. – Сэм сдул со лба грязную свалявшуюся прядь волос. – По-моему, наш старый знакомый. Как его… Камил вроде? Привез что-то.
Марк оглянулся и заявил:
– А, гадина! Удавил бы прямо здесь!
Наконец осел подтащил к колонке тележку и запыхавшегося погонщика. Он остановился, втянул ноздрями воздух и вдруг громко заревел. Под смех бандитов, скалящих зубы, Камил, ни на кого не глядя, подошел к колонке и взялся за деревянную рукоятку, нагревшуюся на солнце. Как только из крана пошла вода, ослик замолчал и принялся пить.
На крыльце появился Ахмед, привлеченный общим шумом.
Он прикрыл глаза ладонью, всмотрелся, улыбнулся и громко сказал:
– Если мужчина не способен справиться с ослом, то как он может разобраться с женщиной? Камил, ты еще не передумал жениться?
Новый взрыв хохота покрыл его слова.
Камил стиснул зубы и что-то пробормотал, продолжая давить на рукоятку.
– Что ты привез?
Парень утер лицо мокрой ладонью, глубоко вздохнул, повернулся и ответил:
– Рыбу.
– Выгрузи ее на кухне. Да, кстати, я случайно встретил твоих знакомых на дороге. – Ахмед показал рукой в сторону арыка. – Они заблудились, не знали, куда ехать. Вот я и пригласил их к себе. Они с удовольствием согласились. Русские очень любят ходить в гости. – Последние слова Ахмед сказал по-русски.
Марк оскалился, изображая улыбку.
Сэм покачал головой.
– Хорошо болтает по-нашему, сволочь!
– В ростовской мореходке учился. Вот и помогай братским арабским странам, – Марк скривился и плюнул себе под ноги.
Араб ничего не услышал из-за расстояния, но по мимике друзей, говоривших между собой, догадался о смысле разговора.
Он усмехнулся и перешел на местное наречие:
– Им понравилось у меня. Теперь они не хотят уходить. Ты ведь не будешь возражать, Камил?
Парень опустил голову, чтобы Ахмед не заметил ненависти в его взгляде, и пробормотал:
– Нет, конечно. Как я могу возражать?
– Муса! – позвал Ахмед.
Дверь глиняного дома, стоящего рядом с сараем, открылась. Оттуда, держа перед собой руки, измазанные в муке, выскочил невысокий толстый мужик в грязно-белом поварском колпаке и фартуке. Он преданно уставился на хозяина.
Ахмед кивнул на Камила.
– Возьми у него рыбу и рассчитайся.
– Это ты, Камил. – Повар улыбнулся. – Давай, вези ее сюда. А вы живо помогите ему, бездельники! – Он указал пальцем на друзей.
Марк бросил мотыгу, подтянул джинсы и лениво зашагал к тележке. Сэм двинулся следом.
Напившийся смирный осел подвез тележку к кухне, и пленники принялись перетаскивать рыбу.
Камил осмотрелся. Ахмед куда-то уехал. Охранники собрались под навесом и потеряли интерес к происходящему.
Парень подошел к тележке, возле которой возился Марк, пытаясь удобней ухватить и поднять тяжелую скользкую тушу тунца.
– Не поворачивайся и слушай, – прошептал Камил.
– Да пошел ты!.. – заявил Марк. – Чтоб ты никогда не женился! – Он укололся об острый плавник, вскрикнул, выругался и сунул палец в рот.
– Тебе привет от Ледокола и Шмайсера!
Ошарашенный Марк выпрямился, не поворачиваясь, вытащил палец изо рта и принялся внимательно рассматривать его, крутя из стороны в сторону. Он просто не знал, что сказать.
Камил тихо повторил фразу, с трудом выговорил клички людей, знакомых Марку по службе.
– Если понял меня, то кивни.
Марк медленно кивнул, глубоко вздохнул, поднял голову, упер руки в бока и прищурился на солнце.
– Ледокол сказал, чтобы сегодня вечером во время молитвы тебя и твоих друзей не было во дворе. Ты все понял?
– Да, – хрипло прошептал Марк.
– Когда вас спускают в яму?
– По-разному. Иногда в это время нас просто запирают в кладовке на кухне, чтобы мы не путались под ногами.
– Ну, в общем, ты меня услышал.
Марк шумно выдохнул, повернулся, взглянул на Камила и улыбнулся.
– Все. Бери рыбу, – пробормотал Камил, избегая его взгляда.
Дом Ахмеда стоял между морем и городком, на небольшом пологом холме, мимо которого шла дорога к рыбацкому поселку. Строго говоря, это был даже не дом, а усадьба, несколько глиняных построек, оставшихся от старого караван-сарая. Его люди обновили постройки, провели электричество, канализацию, поправили крыши и завезли минимум бытовой техники.
На вытянутых краях широкого овального двора, построенного в полукольце каменистых холмов, разрушенных ветром и временем, расположились сторожевые вышки.
Повар провел по разделочной доске острием широкого длинного тесака, сбросил со стола в большой таз внутренности выпотрошенной рыбы, глянул в окно и пошел к умывальнику.
Он сполоснул руки, глянул в сторону подсобки, потом на груду разделанной рыбы, почесал затылок и заявил:
– Я на молитву, а вы, неверные, пока приберите здесь! Только не сильно шумите, понятно?
– Есть, сэр! – Марк ухмыльнулся. – Хочешь, я приготовлю тебе уху?
– Что это такое? – Муса искоса глянул на Марка. – Что-нибудь запретное для правоверного мусульманина?
– Всего лишь рыбный суп.
– Тьфу! – Муса покачал головой. – Я так и знал!
– Очень вкусно, шеф! Ты просто еще не ел уху!
– Ничего мне не надо. Ладно, шайтан с тобой. Можешь быстро пожарить себе пару маленьких рыбешек, пока я буду во дворе.
– Огромное спасибо! – Марк прижал руки к сердцу и дурашливо поклонился.
Муса отмахнулся.
После драки с боевиками трое русских пленников как-то негласно оказались под покровительством толстого повара, авторитет которого никто не брался оспаривать. Во-первых, элементарное мужество ценится везде, даже если оно непонятно и не вызывает явного одобрения, но замечается как мужское качество. А во‐вторых, от Абдула давно надо было избавляться. Парень слишком много курил анаши, перемешанной с листьями ката, и временами бывал совершенно неуправляем. Пару раз его едва не застрелили свои же, когда он, размахивая оружием, бегал по двору в припадке неконтролируемой ярости. Безмозглый баран! Но теперь без головы ему стало совсем хорошо.
После яростной драки боевики стали относиться к русским как к людям, готовым в любой момент пойти против толпы с голыми руками. Боевики присмирели. Особенно их впечатлила скорая расправа главаря над провинившимися бойцами.
Это избавило русских пленников от насмешек и постоянных толчков и пинков. День-другой они обильно сыпались на бедного Энрике, совершенно павшего духом. Потом он заболел, у него опухла рука и поднялась температура. Теперь итальянец постоянно сидел в яме. Что же касается Клэр, то по распоряжению Ахмеда ее вообще перестали выводить во двор, чтобы она не вводила в грех добропорядочных мусульман своим неопрятным видом.
Араб распорядился усилить охрану пленников. Он хорошо понимал, что они, люди достаточно смелые и доведенные до отчаяния, могут воспользоваться малейшей оплошностью тюремщиков
