изо всех сил делала вид, что он ошибся.
— Рассказывай, — потребовал Гормери, — Кто тебя надоумил подшутить надо мной?
— Я предсказываю судьбу, господин. Какие уж тут шутки.
— Тогда давай, раскинь кости. Предскажи судьбу… свою!
И он посмотрел на нее тем самым прямым взглядом, который должен пробирать до костей. Что ж, среди многих умений, судебный дознаватель должен обладать и этим. Гадалка сглотнула и ожидаемо затряслась всем телом, позвякивая браслетами.
— Так что? — он сел напротив нее, подобрав под себя ноги.
— Господин! — глаза женщины округлились, — Разве вы не знаете, что нам запрещено гадать для себя!
— Тогда дай мне свой мешочек, я раскину для тебя.
— Но вы ведь не гадалка!
— Я тот, кто может определить твою судьбу куда лучше камешков с нелепыми каракулями. Пять лет на каменоломнях Куша. Как тебе будущее?
— Господин⁈ — ее глаза наполнились слезами. Быстро, как у искусной актрисы.
— Шесть!
— Но я ничего не знаю, правда!
— Может повысим ставки? Десять лет, это не слишком заманчивое предложение? Полагаешь, надо увеличить?
— Нет! — она порывистым взмахом высыпала содержимое маленького расшитого разноцветными нитками белого мешочка на циновку между ними и пояснила уже более спокойно, — Вот все что у меня есть. Эти кости я раскинула и тогда на лодке. Но клянусь жизнью своего сына знака лунного серпа под солнечным диском раньше я не видела.
— Ну, конечно! — не поверил Гомери.
— Зачем мне врать? Я даже не знаю, что он означает!
Она перевернула каждый камешек, чтобы писец рассмотрел рисунки. Знака Хонсу среди них он не нашел.
— Ладно. Проведем эксперимент. Раскинь для меня кости.
Она кивнула и послушно проделала обряд гадания со всеми необходимыми атрибутами. Забубнила на непонятном, глаза закрыла, потрясла мешочком и высыпала его содержимое на циновку.
Гормери следил за ней очень внимательно и подвоха не обнаружил.
— Вот, — она подгребла к себе три камешка, выпавшие вверх начерченными на них знаками, — Вам предстоят испытания.
— Неужели? — усмехнулся писец. Эта нехитрая уловка ему известна еще с Ахетатона. Все гадалки так говорят. Но испытания той или иной степени тяжести непременно случатся с любым человеком. Это ведь и называется жизнь.
— А тут… — она подцепила двумя пальцами четвертый камешек, и положила его поверх остальных, — Тут сильное чувство. Любовь. Но вы настолько разные, что это чувство скорее разрушит вас обоих, чем соединит.
— О чем это ты?
Она выдержала его требовательный взгляд и тихо ответила:
— Не знаю. Знаки выпали так, что я могу только предостеречь вас от дурной любви.
Дурная любовь! Не гадалка, а ходячий набор банальностей. Любая любовь дурная, кто этого не знает? Гормери даже за свой недолгий век уже успел уяснить эту науку. В десять он впервые влюбился в соседскую девчонку, и был поколочен другим соседом — парнем рослым и плечистым, на два года его старше. Который, как оказалось, тоже претендовал на расположение симпатичной соседки. Так что от первой любви у него остались расквашенный нос и огромный синяк на правых ребрах. А коварная девчонка сказала обоим, что они дураки, и пошла играть с сыном жреца с соседней улицы. А потом, спустя пять лет еще и замуж за него вышла. С тех пор у Гормери что ни роман, то сплошная глупость. И последняя его возлюбленная Небет скоро станет проблемой, а не радостью. Уж больно властно она на него поглядывает. От таких женских взглядов жди беды. Но гадалка, если ей верить, имела в виду вовсе не Небет, а какую-то другую любовь. Будущую.
Выходя за ворота храма богини Мут, Гормери вздохнул с сожалением. И до совета гадалки он уже решил держаться от женщин подальше. Не везет ему с ними. Но удручало его сейчас другое, ничего важного ему узнать так и не удалось. Загадка камешка со знаком Хонсу и его видения на лодке осталась неразгаданной. Либо гадалка и правда ничего не знает, и все что случилось, произошло не зависимо от ее действий, либо она настолько кого-то боится, что обещанные 10-ть лет на каменоломнях Куша не развязали ей язык. И в таком случае у Гормери очень серьезный противник. Ведь он сам даже не представляет, что может быть страшнее такого наказания.
— Эй! Писец! Я же говорила!
Он замер, с удивлением уставившись на Тамит, которая сейчас походила… на кого-то кто взял след. Ноздри хищно раздувались, щеки багровели румянцем, в глазах алчный блеск. И как будто не было между ними утренней неприятной сцены.
— О чем говорила? — решил уточнить он.
— В Реке мертвую девушку нашли!
В Древнем Египте река была только одна, а потому никакого названия ей не дали. Ее так и называли Итеру (что означало на древнеегипетском река). Нилом эту реку позже назвали греки.
В ответ он только бровями шевельнул, силясь припомнить, что она такого говорила, что можно связать с утопленницей. Разве только…
— Она из твоего списка?
— Пока не знаю. Надо посмотреть. Ты идешь?
— Тамит, — он опять вздохнул, сам себе поражаясь. Просто не писец храмового кебнета, а добросердечная тетушка. И что с ним делает этот проклятый город⁈ Когда он успел проникнуться к дочке стража как к своей племяннице? — Мы ведь с тобой уже говорили. Ты не можешь быть маджоем.
— И что? — она фыркнула, смешно надув пухлые губы, — Но зевакой-то я могу быть. Смотри, полгорода бежит к берегу!
Он огляделся. И действительно многие люди спешили по направлению к реке в одиночку или группами, бурно переговариваясь и жестикулируя. Отчасти Гормери понимал их. Многих двигало туда вовсе не праздное любопытство. Ведь в городах и правда пропадает немало девиц. Зачастую их семьи всю жизнь мучаются вопросами почему, да как. И конечно, надеются увидеть девушку если не живой, то хотя бы целой. Чтобы похоронить ее правильно, обеспечив ей хорошую жизнь в другом мире.
Но кроме несчастных родных, друзей и соседей пропавших, конечно, в толпе полным-полно и праздно любопытствующих, которые желают разбавить свои однотипные будни хоть каким-то происшествием.
Гормери подумал, что ведь и его это тоже касается. Если вдруг окажется, что утопленница дочка ювелира, то уже завтра он сможет покинуть Уадж. О том, чтобы задержаться тут на все праздники Ренепет уже речи не шло. Тихие укоризненные вздохи и стихотворные речи Хенуки больше не казались
