слишком расстроен. Он не в состоянии. Я сама с радостью все объясню.
Он улыбнулся. Даже улыбка какая-то бесцветная.
— Если не здесь, придется вам с Фрициком завтра с утра явиться в участок.
— Завтра? Да, конечно, — ответила Рея. — Он сам приедет на машине… Так что там? — спросила она, чувствуя, как заиграли нервы — то же самое с ней случилось на защите диссертации. Но тогда она была значительным человеком. Все ловили каждое ее слово.
— Где вы были прошлой ночью? — спросил он.
— Вы о чем?
— В вашем квартале произошло нападение с отягчающими последствиями. Уайлдам в окно бросили два кирпича. Где вы и ваши родные были прошлой ночью?
— О господи! Да дома, конечно! — воскликнула Рея. — В своих кроватках. Под одеяльцем!
Бьянки не сводил с нее глаз. Ждал, что она еще скажет. Комната будто бы отдалилась, как вот когда слишком стремительно встаешь на ноги, — и Рея поняла, что он ей не верит. А еще поняла, что, в связи с ее жизненными обстоятельствами, он ей сочувствует. Иногда этого довольно.
— Могло такое быть, что, пока остальные спали, кто-то из членов семьи выходил из дома?
Она сделала вид, что обдумывает вопрос.
— Нет. Дом-то старый. Все скрипит. А я сплю чутко.
— Вы что-то слышали? Как играет музыка? Или бьется стекло?
— Нет.
Бьянки указал на голые окна — Рея сорвала тюлевые занавески, она валялись на полу.
— Смотрю, у вас, как и у соседей, снижена подача электричества. Кондиционер не работает. Окна настежь. Но спали вы нормально?
— А что, там шумели? Ничего не знаю. С ней все будет хорошо?
— С кем?
— С Герти Уайлд. — Произнеся это имя, Рея почувствовала, как у нее участился пульс.
Бьянки не ответил, и ей показалось: он думает, что подловил ее. А на деле не подловил.
— Я ведь права, да? Утром об этом говорили. Герти пострадала?
Он продолжал пристально смотреть на нее. В груди у Реи стал копиться азарт — пугающий, но целительный. И дело было не в том, что она желала соседке или ее ребенку смерти. Она даже не хотела, чтобы мужа ее посадили в тюрьму. Ей важно было, чтобы соседи поняли, что именно натворили. Ей важно было, чтобы они, обидевшие бедную Шелли, испытали такие душевные муки, что жизнь стала бы им невмоготу. Чтобы они покончили с собой. И Джулия тоже. И даже Ларри. Тяжестью своей смерти они создадут полость во времени. В эту полость соберется весь мрак и морок, очистив тем самым все остальное.
— Да, миссис Уайлд пострадала.
— Ребенок выживет?
— У меня есть свидетель. По его словам, кирпичи бросал человек, напоминающий телосложением вашего сына Фрица-младшего.
Ужас. Аппетитно карамельная ванна ужаса.
— Фрица? Вы имеете в виду моего сына Фрици-ка? Или моего мужа Фрица?
— Вашего сына.
— Это не похоже на правду. Фрицик, почитай, поступил в Хофстру! Не станет он этим рисковать ради такого… Это просто невозможно! А уж я всяко не бодрствовала посреди ночи и не забавлялась с кирпичами. Да и нет у нас никаких кирпичей! У нас дом оштукатуренный!
— Как вы думаете, почему свидетель полагает, что видел именно вас и вашего сына?
Рея громко выдохнула, изображая расстройство. Заговорила шепотом:
— А вам известно, что он наркоман?
— Я в курсе его проблем со здоровьем.
— Можете уточнить у фармацевта. Мало у кого ноги болят через десять лет после ампутации… Непросто, полагаю, смотреть, как все твои соседи вырастают, уезжают из дома, а ты сидишь взаперти. Его бедные родители совсем состарились. Вам не приходило в голову, что он принял одно за другое? В смысле, странно, что в это время играла песня Арло. Которая? «Болит и бьется сердце»?
— «Бессмыслица». — На лице все то же выражение, будто он поймал ее на лжи. Вот только для этого ему мозгов не хватит. Да и никому другому.
— Ну, эту я вообще не знаю. Странное дело, да? Я вот подумала: а может, это его поклонники? Ну, люди часто охотятся на знаменитостей.
— Как именно?
Рея пожала плечами, будто говоря: «Вы видели, что случилось с моей несчастной дочерью? Уж я-то знаю: этот мир безумен!»
Бьянки усмехнулся уголками губ.
— Я вас оставлю. Спасибо, что уделили мне время.
— Это все? Я точно ничем больше не могу вам помочь?
— Можете завтра ко мне зайти вместе с Фрициком.
— Зайдем, разумеется! Мы очень переживаем из-за Уайлдов. Действительно страшная история.
Но не могу не признать, что мы и сами на грани. Мы так горюем по Шелли, что больше ничего в голову не лезет. Вы не могли бы отнестись к этому с пониманием? Не беспокоить нас, пока о ней не будет новостей?
Он посмотрел на нее. Прямо в глаза. Спокойно, проницательно.
— Мы ее отыщем.
— Вы о чем? У вас появились новые зацепки?
— Питер Бенчли, — ответил он.
— Гм?
— Я не называл его имени, но вы тут же определили, какой именно свидетель дал показания против вашего сына.
Рея пожала плечами. Их взгляды так и не разомкнулись. Противостояние. Она боялась, что, отведя глаза, обозначит свою вину.
— У нас тут народ разговорчивый. Ничего не скроешь, ни плохого, ни хорошего. А я не глухая.
Бьянки наконец отвел взгляд. Переместил его в прихожую — она поняла, что о прихожей-то и не подумала. На краю ковра остались следы битума — ее следы. Осмотрел он и гостиную. Сиденье, перепачканное кровью Шелли, было прямо на виду. Он смотрел на него, и ее охватило безумное желание дать ему по голове. Стулом или металлическим основанием лампы. Прямо здесь, прямо сейчас. Дождаться наступления темноты, сбросить тело в провал. А если кто увидит, она их убьет тоже.
— В холодной воде тело наверняка сохранится. Есть люди, работа которых — исследовать все подробности. Мы быстро установим, кто виноват, — сказал он. И вновь перевел глаза на нее. Поймал ее взгляд.
В памяти ее всплыла девушка на полу туалетной кабинки.
Рея Шредер помимо своей воли поперхнулась.
Это он тоже заметил. А потом медленно зашагал вниз по лестнице, такой неприметный, почти невидимый.
Перинатальное отделение клиники Уинтропа, Минеола, Нью-Йорк
26 июля, понедельник Раннее утро
Герти запомнила все. Звуки. Запахи. Перепуганные лица своих детей. Мигалку на крыше скорой, где ей пришлось ехать одной, — мигалка окрашивала все в тревожные красные тона. Как запомнила многочисленные спальни, в которых взрослела. Выбитые двери. Она лупила кулаками по стенам. Один мужчина издавал тихие звуки, а откуда именно, она выяснила лишь много позже, в темноте, открыв дверцу собственного шкафа.